Клайв Баркер - Абарат. Абсолютная полночь

— Хватит, Кэнди, — тихо произнес Шалопуто. Он потянулся, чтобы взять ее за руку, но Кэнди еще не закончила.

— Король дерьма, — сказала она. — Это все, чем ты можешь править.

Шерсть Джолло встала дыбом, и он испустил отвратительный горький запах, который она до сих пор не чувствовала — возможно, потому, что не стояла к нему так близко. Резкий запах щипал ей глаза, из них потекли слезы, и именно это, а не увещевания Шалопуто, вынудили ее прекратить высказывать Джолло все, что она о нем думает. Ей не хотелось, чтобы он считал, будто довел ее до слез, поэтому она повернулась к нему спиной и протянула Шалопуто руку.

Запах ярости Джолло внезапно усилился, и она поняла, даже не оборачиваясь, что маленькое чудище находится прямо за ней, собираясь вцепиться когтями в шею. Но она не собиралась доставлять ему это удовольствие. У Кэнди уже не было времени брать Шалопуто за руку. Она спрыгнула в лодку, упав лицом в старую собравшуюся на дне воду. Когда Кэнди встала, Шалопуто уже держал весла и греб от пристани, на которой стоял ощетинившийся Джолло Бигог: он плевался, и его слюна разлеталась с такой демонической силой, что можно было слышать, как она шлепается на корму лодки.

Однако это было все, что он мог — по крайней мере, сейчас. Быть может, завтра он получит свой трон и корону. В жизни случаются странные вещи. Но до тех пор Кэнди будет помнить его как озлобленного щенка, стоящего на старой пристани и плюющегося в них до тех пор, пока они не оказались за пределами его досягаемости.

Как только Шалопуто отвел лодку подальше от берега, ее подхватил удивительно быстрый поток и понес прочь. Течение двигалось со скоростью умелого посланца, неся лодку сквозь туннель, не похожий на пещеру, через которую они сюда попали. Он постоянно изгибался, то влево, то вправо, затем снова влево, создавая почти гипнотическое движение. Покачиваясь в лодке, Кэнди позволила себе недолгий миг радости.

«Я от нее избавилась, — думала она. — Злобный монстр, сидевший в моей голове, убивавший мою радость, исчез навсегда. Возможно, я немного изменилась, но я все еще та Кэнди Квокенбуш, какой и была всегда.»

— Ты улыбаешься, — сказал Шалопуто. — Это потому, что она ушла?

— Ты так хорошо меня знаешь, — ответила Кэнди.

— Мне нравится знать тебя. Это лучшее, что со мной происходило.

— Теперь все станет просто замечательно, — сказала она.

Больше они не разговаривали, просто лежали, испытывая заслуженную усталость, а лодка двигалась по длинной, извивающейся пещере, пока воды не вынесли ее в море вокруг Вздора, в спокойные воды Изабеллы под небесами, усыпанными такими яркими звездами, что их можно было видеть до самых туманов, где кончался этот Час и начинался другой.

— Куда теперь? — спросил Шалопуто.

Как это свойственно пророкам, абаратские торговцы предсказаниями были эгоистичны и воинственны, с высокомерием относясь к любым провидцами, кроме самих себя. То, что каждый из них использовал совершенно отличный от остальных метод достижения результатов, лишь усиливало вражду. Один видел знаки грядущего в восьмидесяти восьми картах абаратского таро, другой обретал свои видения в экскрементах коз юттер, что паслись на золотистых полях Гномона, а третий, увидев, как музыка тростниковой флейты острова Частного Случая заставляет танцевать лунатиков в сумасшедшем доме на Хафуке, открыл будущее в оставленных на песке следах пациентов.

Разделенные методологией и опасным чувством собственной важности, эти предсказатели даже не думали сравнивать свои пророчества с пророчествами коллег. Но если б они это сделали, то обнаружили бы, что каждый, независимо от метода, сообщал одни и те же новости. И эти новости были плохими.

Приближалась тьма. Огромная, безжалостная тьма, готовая затмить все звезды, скрыть все луны, освещавшие Ночное небо, и уничтожить все солнца, сверкавшие в небесах Дня.

Если бы пророки Абарата отбросили тщеславие и гордыню, когда образы этой тьмы впервые проникли в их сознание, и поделились бы друг с другом своими страхами вместо того, чтобы цепляться за них, словно это последнее имущество, они бы избежали трагических последствий собственной зависти и скрытности.