Артем Лунин: Вечный - Кровь Леса (СИ)

Был обычный серый питерский вечер. Я пошёл бродить в дурном настроении, шёпотом напевая привязавшуюся с самого утра древнюю песню.

Бывают в жизни человека такие моменты, когда всё кажется скучным, опостылевшим до предела. Называется это состояние по-разному - англицкий сплин, русская хандра. Не в названии дело. Любой согласится - гаже в жизни ничего нет. Сырой каменный дух города, блеклое низкое небо, все вокруг хмурые, нужного автобуса ждешь час, любые мелочи раздражают до глухой злобы, переходящей в тоскливое равнодушие... Даже воробьи, кажется, не чирикают, а ругаются матом.

Исконно русское средство лечения от хандры общеизвестно. Однако я не любитель, печень дороже, и к тому же пить одному - верный путь к подростковому алкоголизму.

Ещё вариант... Но с Джулией мы поссорились по обоюдному согласию, со Светой мне ничего не светит, а к другим девчонкам ещё не успел натоптать тропки. Да и вообще - в таком настроении не только с противоположным полом общаться - даже подходить к людям нельзя.

Ещё вариант... Пойти в клуб, не время, конечно, но кто-нибудь наверняка есть... Потягать железо, побоксировать с грушей, вышибить дурь из малолеток, самому получить по морде от кого-нибудь старшей группы... Но Дед вчера матерно напутствовал меня раньше пятницы в Штаб-Квартире не возникать, за дело, признаюсь...

Что такое осень?

Небо под ногами в отражении луж серое, пока не плачущее, но уже вот-вот уронит морось. Листья не пылают воспетыми в стихах осенними красками - тоже серые, мокрые, обвислые на ветвях деревьев, на дороге бурыми кучами. Серые мокрые стены. На серые лица серых людей нет сил смотреть.

Я приостановился, разглядывая своё отражение в зеркале лужи. Сутулый худощавый мрачный тинейджер. Серая грязь на серых джинсах. Серая ветровка плохо защищает от холода. Лицо серое, длинное, унылое. Прыщей, спасибо луже, не видно, но их довольно. Переходный возраст, мля, семнадцать без месяца лет, пумба... пурге... перцу... пу-бер-тат-ный период, ёрш-твой-медь, знать бы, кто выдумал слово, отыскать бы и набить ему морду!.. Глаза серые в обводках серых кругов, по-мышиному серые нестриженые и, наверное, сальные патлы торчат из-под серой шапки. Похож на растрёпанного серого воробья, греющегося на канализационном люке.

- Этюд в серых тонах, - сказал я с отвращением. - Серый ты Серый и есть. Серый Воробей. Тьфу.

И своё отражение в мутной глади воды я прицельно разрушил белой пеной слюны. Плевок закачался, небо заходило волнами над моей головой. Я широко шагнул через лужу, увяз, грязь со сладострастным хлюпом и чмоком, напомнившим почему-то плохую немецкую порнуху, выпустила боты.

Вот вам и диагноз. Осень - это прежде всего депрессняк. Он самый и никто иной. Melancolie, dulce melodie... Тускло. Серо. И тошнит от себя самого.

Осень, что же будет завтра с нами? А ничего. Вся та же серость, только ещё серее. Вся та же melancolie. Хоть в спячку ложись до весны, да вот беда, жира не накопил.

Эх, врал классик, говоря о красоте этого времени года... А может быть, и не врал, просто редко доводилось Александру Сергеичу встречать её - осень то есть - в северной столице. Потому как его постоянно ссылали то ли в Михайловское, то ли в Ясную Поляну... Литературу я знал слабо.

Чего мне никак не может простить Валерия Олеговна. При мысли о школе настроение упало ниже канализации. Каникулы кончились недавно, и я ещё не вписался в ритм.

И вот иду я, куда глаза глядят, куда ноги несут. По Питеру не стоит вот так ходить, не торопясь и безо всякой цели. Но мне уже настолько все было по барабану, что я не замечал ни сгустившейся тьмы, ни того, что забрёл в чужой незнакомый район.

И зачем-то свернул в парк.

Это не было придурью, именуемой поиском приключений. Вечерний парк тёмен и пуст. Гопота и прочие асоциальные элементы имеют обыкновение ошиваться там, где теплее, светлее и больше народу. Получается, что самые якобы опасные места опасны только тем, что ты рискуешь в них заблудиться.

Вот я и заблудился. А вдобавок промок насквозь, замёрз как собака и собрал на ботинки по паре кило грязи. Пришлось останавливаться и стряхивать лишний груз.

Близко к тропе рос огромный раскидистый вяз, его корявые уже безлистные ветви удерживали низкое небо. Я подошёл к великану, немного попинал ствол, опёрся о низко растущую ветку и с силой провёл подошвой о выступающий корень.