Дэйв Дункан - Меч демона

В теории отца Лахлана явно имелись слабые места. Какое отношение, например, имеет ко всему этому «Сюзи»?

Старик заметил его сомнения.

— Это всего только предположения, и я приму любые возражения. Демонические силы ограничены расстоянием. Если демон, которого она призывала, был заключен в камень на рукояти кинжала, она должна была отдать тебе этот кинжал, чтобы ты не расставался с ним, — но не дала, верно? Тогда где он, этот демон? Как ему удается оставаться с тобой?

— Не знаю, отец.

— Я тоже! Но я все еще верю в то, что нам надо как можно быстрее доставить тебя в монастырь, пока ничего не случилось. Ладно, я вижу, этот бедный старичок ждет, когда ты кончишь увиливать от дела.

— Бедный старичок? Гэвин? Да у него выносливости больше, чем у горного козла!

На следующее утро он с радостью увидел, что погода ухудшилась. Он начал беспокоиться о Мег, удивляясь тому, что она так долго не приходит проведать его, пока сам он связан по рукам и ногам. Он собрался спросить о ней Хэмиша, но и тот пропадал где-то целый день.

Им отвели на двоих маленькую круглую комнатку на верху одной из башен. В ней слегка сквозило и не было никакой мебели, кроме двух набитых соломой тюфяков, но это мало их смущало. Вечером, накрываясь пледом, он услышал сонное приветственное бормотание — довольное урчание книжного червя, посвятившего целый день изучению книг и надеющегося провести за этим занятием еще много, много дней.

— Не спишь?

— Ммммф! — То есть нет.

— Хэмиш, ты знаешь, как зернят порох?

— Мммф! — То есть да.

Тоби свернулся калачиком.

— Знаешь, как подстраивают стрелу под лук?

Последовала пауза.

— Ну знаю, — произнес чуть менее сонный голос. — А что? Зачем ты хочешь это знать?

— Я не хочу. Я уже знаю. — Он в отчаянии уставился в темноту.

Хэмиш его не понял, что было неудивительно. Он зевал во весь рот.

— Давай рассказывай, если хочешь, но я и так читал об этом когда-то.

— Я не хочу рассказывать.

Снова раздраженное фырканье.

— Ты будишь меня, чтобы сказать, что не хочешь рассказать, как подстраивают стрелу? Ты давно собирался это сделать или только что придумал?

— Извини. Ты видел Мег?

— Не о чем говорить. Она гуляла сегодня с леди Лорой на закате. Я слышал, как она поет в зале. — Зевок. — С ней все в порядке.

— О… Хорошо. Я просто так спрашивал. Извини, что разбудил. Спи.

— Спать? Теперь? После того, как ты ведешь себя…

— Как?

— Ох, ничего. Спокойной ночи, Тоби.

Комнатка была совсем маленькая. Тоби вытянул длинную руку, нашарил ухо и ухватил его большим и указательным пальцами.

— А этого хочешь? Сейчас оторву!

— Ууууй!

— Хочешь, дерну?

— Ладно! Ладно! Пусти! Спасибо. О чем это я говорил?

— Ты собирался сказать мне что-то насчет того, как я себя веду.

— Ох, не настолько же я спятил! — Зашуршала солома, и Хэмиш хихикнул, укрывшись за тюфяком. — Я тебя почти и не видел с тех пор, как мы здесь. Но… почему ты спрашивал меня про зернение и стрелы?

— Это интересно, — упрямо сказал Тоби.

— Что-то это не в твоем духе интересоваться вопросами «как». Я мастер учиться, ты мастер делать. — С минуту он молчал, потом в темноте замаячило белое пятно его лица. — Ты это хотел сказать, да?

— Да, — признался Тоби. — Они объясняют мне — и я запоминаю это! Мне это даже интересно! Со мной никогда такого не бывало. Твой па говорил, что ученика хуже меня у него не было.

Хэмиш громко рассмеялся:

— Это ужасное преуменьшение! Я никогда не забуду свой первый день в школе! Мне тогда исполнилось пять, кажется. Тебе было около восьми, верно? Я помню, что уже тогда ты был самым большим в школе, и в тот день па пытался объяснить тебе таблицу умножения. Я тогда уже знал ее, ясное дело

— я научился читать в три года, — и ни за что не мог поверить, чтобы такой здоровый парень так мучился с ней. И па тоже! Я никогда до тех пор не видел его по-настоящему сердитым. Я почти не узнавал его. Я даже плакал из-за того, что мой па так вел себя: визжал, кричал на тебя, даже порол. Там сидели дети со всей деревни, и он потратил на тебя больше времени, чем на всех нас, вместе взятых, но я не думаю, чтобы ты, выходя из школы, знал хоть капельку больше того, что знал с утра. А ведь ты получил не меньше дюжины розог.

— Только дюжину? Я всегда считал, что провел день впустую, если не доводил число до двух десятков. — Он хвастал, конечно, но не слишком. — Пять лет борьбы! Я все надеялся, что он признает меня полным идиотом и оставит в покое.