Александр Ян - Дело огня

Асахина улыбнулся. Как у них все просто… И как они в этом похожи на людей, чьи цели он еще недавно разделял всецело.

— Вы говорите «обряд» — но смысл и цель сего обряда от вашего покорного слуги ускользают.

— Смысла я и сам не очень понимаю, да и не нашего ума это дело, смысл. А что до цели — разве ты сам еще не догадался? Столица едва не пала, твои друзья стучались в Запретные врата, а ты спрашиваешь, в чем была цель?

…Да, если бы надумал Тэнкэн расставлять по ранжиру негодяев, то для господина дайнагона он бы и полочки не нашел, а и нашел бы — не дотянулся. Первостатейной мразью оказался Аоки-доно, можно сказать, сёгуном среди мрази.

— Но мы (Ран удивился, когда «мы» далось ему с некоторым усилием) так и не взяли дворца, — сказал он.

— Потому что бараны! — без лишних церемоний ответил Ато, и тут же понял, что слишком повысил голос и разговор слышен теперь всем. — Пойдем-ка в сад, а то эти олухи, я смотрю, уже начинают прислушиваться. А ну, по местам! — крикнул он на охранников. — Поместье само себя не устережет! Разошлись!

Обойдя конюшню и господский дом, оба они оказались в саду.

— Я говорю с тобой от имени и по поручению моего господина, — сказал Ато, присаживаясь на камень у пруда. Ран остался стоять, и Ато принял это как должное. — Ты сам успел наверняка убедиться, что господин дайнагон — человек незаурядный. Вот как ты думаешь, сколько ему лет?

— Сложно сказать, — этот вопрос Тэнкэна и вправду озадачивал. — На вид не более двадцати, но по глазам видно, что он намного старше.

— Намного — это просто не то слово, приятель. Дед мой служил ему с детства, и говорил, что с тех дней господин дайнагон нимало не переменился. То же свидетельствует и отец, тому же свидетель и я, служивший ему с тех пор, как был ростом меньше этого меча.

— Что ж он, бессмертный наподобие Рё Дохина [69] Люй Дунбинь, даосский святой. ? — как можно равнодушней спросил Ран.

— Может и так, — в тон ему ответил Ато. — Уж как ни крути, а на свете он пожил, и если он говорит, что сёгунат дело гиблое, то так оно и есть. Ты читал сочинение Рай Санъё «Вольное изложение японской истории»?

Ран кивнул.

— Тогда понимаешь, о чем я. Сёгуны получили власть незаконно, употребили ее неправильно и довели страну до края пропасти. Кто может спасти ее?

— Император, — юноша почтительно склонил голову.

— Император — само собой. Он есть явленное на земле божество, потомок пресветлой Богини, Озаряющей Небо, десять тысяч лет жизни ему. Но раз ты начитан в истории, тебе известно, что императорский престол подточен за века сёгунского правления, и не устоит без опоры. На кого же он должен опираться?

Асахина промолчал. Говори он с кем-то из настоящих единомышленников, он, ни секунды не колеблясь, сказал бы «на народ». Так говорил Рёма, приводя в пример государства варваров, чье могущество угрожало сейчас Японии. Так говорил и учитель Сакума Сёдзан, ссылаясь вдобавок на «Великое Учение» из Четверокнижия. Но Ато явно ждал иного ответа, и Асахина сказал:

— Просветите невежду.

— Да ну, Тэнкэн, сам-то пораскинь умом хоть немного! Отчего люди портят все, к чему прикасаются? Оттого что они смертны. Не успел пожить, набраться мудрости, выучиться как следует — раз, и помер. Не успел насытиться всеми земными благами, женщинами, славой, богатством — изволь пожаловать к Желтому источнику. Так какой смысл быть честным и неподкупным? Оттого и продажны придворные, оттого и глупы книжники: все знают, что впереди ждет их смерть, и хотят лишь одного: урвать побольше. А попадется среди них человек неподкупный — сами же его сожрут. А не сожрут — так сколько прослужит он государю? Тридцать лет, при большем здоровье сорок, и кончен его век. Нет, подлинно служить государю способен только такой человек, как мой господин. Только он — бессмертный, безупречный, неподкупный — будет Сыну Неба надежной опорой. Не болтуны из Тёсю и не последыш дома Токугава. Скажи, разве я неправ?

…Хорошо смотреть с замиранием сердца на подмостки Кабуки, где отважный Минамото-но Райко сражает Сютэндодзи, Монаха-пропойцу, а Цуна Ватанабэ поборает демона Ибараки. Хорошо представлять себя на месте героев, прыгая по сиаидзё и с воплями размахивая деревянным мечом. Хорошо в мыслях своих приносить господину отрубленные головы нечисти, докладывая о победе.

Худо, когда тебя зовут служить нечисти, даже не подразумевая отказа — держат уже за настолько своего, что почти не стесняются.