Кирилл Манаков - Вторжение

Почувствовав неладное, гости задвигались, кто посмелее – поближе к подозрительному столику, а кто духом послабее – к выходу.

Четверо подозрительных посетителей одновременно встали, отодвинув стулья, старший шагнул вперед, откинул капюшон и одним движением расстегнул плащ, под которым оказалась куртка из коричневой кожи, перетянутая широкими ремнями с серебряными вставками, а на груди красовался бронзовый медальон с орденским крестом.

– Лазутчики, – ахнули одновременно несколько человек, а Маркус застыл на месте.

– Прошу простить, господа, прошу простить, – срывающимся голосом пролепетал трактирщик, сразу ставший ниже ростом и моментально растерявший весь свой представительный вид, – поверьте, я не думал… это такая честь…

Еще бы, встретится в заштатном трактиришке с легендарными воинами-Лазутчиками, это знаете ли… Лучшие бойцы Ордена, ну может быть не лучшие, но уж никак не уступающие Рыцарям. Эх, как подставил проклятый торговец, опозорил перед такими людьми, а сам стоит с самым невинным видом у стойки и с любопытством их рассматривает. Хоть бы постеснялся так пялиться, чай не скоморохи на ярмарке.

Как бы услышав мысли Маркуса, торговец сказал самым любезным тоном:

– Видите, господа, какие бывают забавные совпадения. Наш славный хозяин, несомненно, принял вас за демонов.

Старший Лазутчик воткнул в торговца тяжелый взгляд, который тот, впрочем, выдержал совершенно спокойно, даже с нарочитой безмятежностью, и медленно произнес:

– Надеюсь, вы понимаете, что он ошибся?

Не успел возмущенный до глубины души трактирщик отрыть рот, чтобы засвидетельствовать, что ему и в пьяном угаре не придет в голову считать уважаемых господ не то что демонами, но и даже ровней всему этому сброду, как неугомонный торговец его опередил.

– Разумеется, – быстро ответил он, – ошибаться могут даже великие ученые, чего же говорить о недотепе-трактирщике, да и о нас всех, простых смертных.

– Простых смертных… Хорошо, что вы это понимаете, – Лазутчик не отрывал взгляда от торговца, – иначе…

– Я хорошо знаю, что может быть иначе, – в голосе торговца неожиданно зазвучала сталь, – поэтому, думаю, вам стоит немедленно покинуть это заведение.

Все замерли. Стоящий у стойки Маркус охнул и с изумлением уставился на наглеца. Что говорит этот человек? Как можно так обращаться к людям Ордена?! Воздух в трактире, казалось, сгустился и зазвенел от возникшего напряжения.

– Покинуть, – задумчиво сказал Лазутчик, – а стоит ли, Мастер? Не переоцениваешь ли ты себя?

– Может быть, – торговец, который ничуть не удивился обращению "Мастер", тихо рассмеялся, и его смех звонко рассыпался по замершему залу, – людям свойственно себя переоценивать, особенно простым смертным… А ты проницателен.

– Ты думал, что сможешь остаться незамеченным, Мастер?

– Нет, не думал. Вот только и твоя проницательность имеет границы.

– Какие же, Мастер?

– Не Мастер. Магистр.

После этих слов в трактире воцарился ад.

Все, что происходило дальше, трактирщику и его гостям могло привидится только в горячечном бреду. Лазутчиков – всех вместе – словно сразил приступ падучей болезни. Они корчились и извивались так, словно кости их были резиновыми, а суставы гнулись во все стороны. Тела раздулись, словно что-то распирало их изнутри, одежда расползалась по швам, обнажая серую плоть. Человеческие личины растягивались и опадали клочьями. Из-под лохмотьев кожи проглядывало что-то скользкое и покрытое желтой слизью. Руки удлинились, пальцы вытянулись, затвердели, превращаясь в загнутые, отливающие стальной синевой когти. На спинах, разрывая плащи, вырастали черные, сочащиеся дымящимся ядом шипы. Через несколько секунд посредине зала стояло четыре чудовища, каждое в два человеческих роста, с вытянутыми оскаленными мордами, покрытые чешуей и твердыми роговыми пластинами.

Ближе всех к дьявольским созданиям оказался бедняга Маркус. От ужаса он не мог сдвинуться с места, лишь расширившимися глазами следил за приближавшейся смертью. Все остальные посетители в панике, опрокидывая стулья, рванули к выходу, только длинный Лука, видя, какая опасность угрожает его другу, пересилил себя и, схватив в качестве оружия покрытый копотью вертел, приготовился к бою, сознавая в душе, что этот бой будет последним.

Трактир сотряс пронзительный вой. Именно сотряс, поскольку на полках задрожала и зазвенела посуда, а несчастный Маркус почувствовал, что сердце его забилось с такой силой, что вот-вот должно было разорваться на части. Несколько человек упали на пол, а Лука, выронив вертел, изо всех сил сжал уши руками. Холодные, истекающие слизью тела источали сладковатый запах, отвратительный и ужасный не менее, чем вид этих богомерзких созданий.