Олаф Бьорн Локнит: Подземный огонь

А шкуры снежных ящериц дорого стоят. Иногда торговцы по весу золотом расплачиваются — сколько потянет, столько и монет отсыплют. Мы этим летом за дрохо не ходили, а теперь отцу срочно шкура понадобилась. Мол, до ярмарки еще целых десять дней, дрохо как раз вниз подались, наверняка успеешь одну загнать. Выделаем наскоро, засыплем солью и свезем на ярмарку. Такая шкура долго еще может продержаться, не воняя и не разлезаясь на кусочки, а к тому времени торговцы наверняка сумеют ее либо еще кому перепродать, либо продубить как следует.

Мне-то что. Даже и лучше, дома сидеть не надо. Всех сборов — запас еды дня на три-четыре в мешок покидать, сверху привязать короткие лыжи с луком — и в дорогу. Горы на пять дней хода вокруг Райты я насквозь помню. А летом мы в приметных пещерах сушняк запасли, так что переночевать можно. Мать, конечно, сразу в крик — куда это годится, приспичило вдруг в горы лезть! Снег еще не затвердел, вдруг завтра буран поднимется или другая напасть приключится? И пошло, и поехало. Мне восемнадцать, а она посейчас меня за мальчишку держит! Тут же любому понятно — раз снегопад начался, то ветра в ближние два-три дня точно не будет. А мне больше и не надо.

Пока мать ворчала, я успел за дверь выскочить. Гадючки следом высунулись, чего-то зашипели, а меня и во дворе уже нет…

Я иду по окраине деревни, где одна тропа, пошире, уходит на перевал, в вторая, поуже — в Шепчущее ущелье. Пойду сначала туда, посмотрю, не появились ли мои белые мохнатые зубастики. Если в ущелье следов не встретится — придется подниматься на Ледяной перевал и забираться в долину над ним. Вот тут времени больше уйдет. Дня три туда да столько же обратно… Как раз к началу ярмарки обернусь.

Откуда-то вылез один из наших волчат-оборотней, покрутился, сел рядом. Морда умильная, глазенки горят, чуть ли не хвостом виляет. Понятно — догадался, что я в горы иду, и клянчит, чтобы с собой взяли. Я бы и взял, ведь никто лучше волка или обернувшегося волком человека дрохо не выследит. Но волчонок устанет скоро. Что я тогда с ним буду делать — на себе тащить? Он хоть и маленький, а весит куда больше всей остальной поклажи.

— Нет! — говорю. Волчонок мигом скис и уши прижал. — Дома сиди! Что мне потом твои родители скажут? — он уже и хвост поджимает. Старший в здешней маленькой Стае — мужик серьезный. Ему и так не нравится, что младшие волчатами бегают, а уж если узнает, что я его внука на охоту увел — бед не оберешься… — Или пошли со мной до всхода на Шепчущее. Хочешь?

Он сразу пасть открыл, язык розовый вывалил и головой кивает — хочу!

— Но как дойдем — сразу обратно повернешь, понял?

Он заскулил — собака бы залаяла, волки же лаять не умеют — и помчался со всех лап вперед. А я рысью за ним.

Так мы и добрались до того места, где тропа резко забирает вверх и начинает петлять между скал. Снег все не прекращался. Теперь мне придется карабкаться по скользким валунам, потом немного ровной дороги и снова вверх — глядишь, к середине дня доберусь до Шепчущего. Его так назвали, потому что речка, бегущая через ущелье, проточила на своем пути множество крошечных водопадов и вода в них все время что-то лопочет. Если посидеть подольше и послушать — можно даже различить слова.

Волчонок подождал, пока я заберусь повыше, проскулил что-то на прощание и не спеша побежал к Райте. Мне деревню отсюда уже и не видно, только туманные дымки над черными трубами плывут.

Вот я и один. Никого больше нет, только я и зимний Граскааль. Где-то глубоко подо мной копаются в своих шахтах гномы, высоко в небе живут боги, а мы, люди, как раз посредине. И еще в белых снегах скрываются хитрые дрохо. Вот и поиграем в пятки — кто кого первым отыщет!

…Спустя три дня я все еще не мог ничем похвастаться. Я обшарил Шепчущее ущелье снизу доверху и не нашел ни единого следа дрохо. Ничего — только снег и камни. Несколько раз я вспугивал снежных коз, однажды ночью мимо меня почти беззвучно прокрался барс, а дрохо не было. Ни их самих, ни их меток — костей там или клочьев шерсти. Этим тварям самое время им спускаться вниз, а их точно корова языком слизнула!

Зато, бродя по Шепчущему, я наткнулся на кое-что не менее интересное. Я бы наверняка прошел мимо, если бы у меня на глазах огромный ком снега неожиданно с тихим шорохом не канул куда-то вниз. Осталась неровная черная дыра, над которой курился еле заметный дымок.

Пролом мог оказаться чем угодно — от лаза в бездонное подземелье до логова какой-нибудь невиданной твари. Ведь, кроме дрохо и обычных зверей, в Граскаале можно порой встретить всяких невиданных чудовищ. Они забредают к нам с полуночи, из Гипербореи. Там, в этой Гиперборее, полно всяких колдунов, они творят что не попадя, а потом явленные ими на свет непотребные зверюги разбредаются по всей округе. Обычно чудища дохнут — от холода или по собственному тупоумию — но некоторые выживают. Прошлой зимой наши охотники завалили одну такую страховидлу — похожую на большую собаку, только без шерсти, с серой сухой кожей и черными клыками. Живучая дрянь оказалась. Ей голову напрочь разбили дубинками, а она все шипела и рвалась в кого-нибудь вцепиться.