Анфиса Кохинор - Пета бяху или по миру наугад

- Ведьма? - требовательно спросила голова и пугливо зыркнула по сторонам.

Облегчённо выдохнув, Юля опустила руку и сунула зажигалку в карман джинсов. Страх отступил: из травы выбрался худощавый мальчишка лет пятнадцати в короткой льняной рубашке и грязно-белых бриджах. На ногах сандалии - деревянная подошва и верёвочки. На шее - металлическая цепочка с биркой. Мальчишка явно трусил, но старался скрыть это. Он уселся на корточки рядом с девушкой, взглянул на сигарету и поморщился, но тут же согнал недовольство с лица и выдавил добродушную улыбку. "Подлизывается, стервец. Что-то ему от меня нужно. - Юле было неприятно, что её обозвали ведьмой, но ругаться с невоспитанным подростком не хотелось. - У меня своих проблем куча, а с его гормонами родители пускай разбираются!"

Не дождавшись ответа, мальчишка нетерпеливо встряхнул головой, покосился на петуха-мутанта и снова уставился на девушку:

- Ответьте, прошу, Вы ведьма?

Голос подростка сорвался, лицо напряжённо вытянулось, заострилось, и только теперь Юля поняла, насколько он перепуган. Мальчишка хмурился, лихорадочно подбирая слова, а Юлька исподлобья смотрела на него и думала: "Интересно, он-то как в тропиках оказался? Родители в посольстве работают? Или от экскурсионной группы отбился? Бедняжка". И, позабыв об обиде, девушка открыла сумку и достала шоколадный батончик, справедливо полагая, что все дети любят сладкое. Паренёк исключением не оказался. Сначала, правда, он не понял, что ему дали, но, когда Юля разорвала обёртку и вложила батончик в грязную худую ладонь, с жадностью накинулся на угощение. Девушка глазом не успела моргнуть, а от "Марса" не осталось ни крошки. Подросток вытер губы рукавом, и его лицо расцвело абсолютным счастьем и безграничной благодарностью. Юля невольно улыбнулась: несмотря на измождённый вид, мальчишка был удивительно красив, а улыбка делала его прямо-таки неотразимым. Однако тут же вспомнила, где они находятся, и сникла - тигров и удавов красотой не отпугнёшь.

Подкрепившись, мальчишка осмелел. Придвинулся ближе, вытянул тощую шею так, что его лицо оказалось почти вплотную с Юлиным, и доверительно попросил:

- Сделайте мне тенхор.

- Тенхор? - удивилась девушка, отчаянно перебирая в уме известные ей слова. Тенхора среди них не нашлось. "Очень интересно. Надеюсь, он у меня не наркотики просит". Юля с подозрением взглянула в широко-распахнутые карие глаза, однако они были ясными, чистыми, и совсем не походили на глаза наркомана. И какими же прекрасными были эти глаза…

Приглушённо кашлянув, Юля немного отодвинулась и, напустив в голос недовольства, поинтересовалась:

- Зачем тебе тенхор?

- Издеваешься? - выпалил мальчишка и поджал губы, разглядывая девушку с недоверием и любопытством.

Юля ждала. Она надеялась, что сейчас подросток не выдержит и вывалит на неё всё, что накопилось в душе. Но ошиблась. Помолчав, мальчишка сел на землю, поджал ноги и расстроено произнёс:

- Я всё делаю не так. Прав был Тенар, когда говорил, что у меня с головой нелады. - Он тоскливо и обречённо вздохнул, покосился на девушку, что-то прикидывая в уме, и рывком поднялся на колени. - Благородная госпожа!.. - решительно начал он и осёкся - Юля расхохоталась во всё горло.

Грязная и взлохмаченная, она чувствовала себя бомжихой, а не благородной госпожой. И услужливое воображение мгновенно развернуло перед ней живописную картину: синюшная потасканная оборванка в засаленной телогрейке восседает на золотом троне, прижимая к груди авоську с пустыми бутылками, а у её ног коленопреклонённый рыцарь в блистающих доспехах перебирает струны мандолины и поёт: "Поздней ночью в небе одна так соблазнительно светит луна…" Это выглядело так забавно и нелепо, что Юлька хохотала и хохотала, не в силах остановиться.

Глаза мальчишки округлились, лицо стало пунцовым, как роза, и внезапно с длинных, по-девичьи пушистых ресниц сорвались крупные прозрачные капли. Слезинки упали на траву, и паренёк зарыдал, горько и безнадежно, словно Юлькин смех разрушил и сравнял с землёй его заветную мечту.

Плач отрезвил Юлю. Она осеклась, скривилась в болезненной гримасе и прикрыла глаза, чувствуя себя последней скотиной. Словно доверчивого щенка тяжёлым ботинком пнула. "Господи! И в кого я такой дурой уродилась?" - обругала она себя, придвинулась к мальчишке и бережно обняла за плечи. Подросток уткнулся ей в ключицу и обхватил руками талию. Юля гладила его по вздрагивающей от рыданий спине и ругала себя за чёрствость: перед ней был несчастный, брошенный ребёнок, а она, вместо того чтобы успокоить его, думала только о себе.