Фея удивленно, с расширившимися от ужаса глазами, посмотрела в ту сторону, откуда исходил голос, и её глаза увидели… скромную коренастую фигуру священника в шерстяной черной рясе и колпаком прокаженного на голове. Фея указала на него дрожащим пальцем и прошептала непослушными губами…
– В-вы… в-вы…
– Отец Эйсмер! – воскликнул на весь зал удивленный Асмунд, вскакивая с места и опрокидывая стул.
– Да, это Я! Ну… или почти… Я… – сказал отец Эйсмер, вставая из-за стола и снимая с лица холщовый колпак прокаженного. Под ним было круглое лицо – обычное, человеческое – с приятными крупными чертами лица, жизнерадостными ямочками на пухлых щеках, выбритой священнической тонзурой на макушке, но… в то же время и совершенно необычное. От лица исходил свет и от этого света зажмурились все, даже Стелла, Фея и Жемчужно-Белая, а Азаил, как таракан, опять заполз в темный угол, подальше. Пламя огня в камине стало бледным. Многие люди попадали на колени в испуге или в благоговении. Но свет этот был все же не таким, каким был свет Непобедимого Солнца. Тот свет был жгучим, палящим, убивающим, как пламя солнца в мертвой пустыне, подавляющий волю и разум. А этот – ласковым, теплым, добрым, как свет весеннего солнышка, дарящего всему миру жизненную силу, пробуждающего силу любви и плодородия, как свет, исходящий от лица любящей матери, ласкающей свое дитя на руках… От этого света у всех полились слезы – но не от боли в глазах, а от умиления и радости, даже у Азаила…
Сколько продлилась эта немая сцена, не знал никто, так как никто не ощущал времени. Радость в душе и мир были так сладки, что каждому хотелось, чтобы это состояние продлилось всю вечность, но…
Свет стал спадать и вот уже можно было различить силуэты мебели, обстановки, других людей…
А потом псевдо отец Эйсмер плавно подошел к Фее, обнял её и стал гладить её по мягким золотистым волосам, как та когда-то делала с Принцем, и Фея все больше и больше успокаивалась…
Первым очнулся от солнечного ступора Асмунд. Он, как ребенок, с широко открытыми глазами уставившись на нового отца Эйсмера, проговорил:
– Значит… в Бергстадском храме, с самых пеленок, я, получается, был рядом с самим Создателем!? И когда подсовывал лягушек и ужей в ботинки? И когда прятался в твоем домике, за занавеской, от мальчишек, которые меня обижали? И когда воровал у тебя из шкафчика вкусное вино, приготовленное для таинств? И когда…
Отец Эйсмер довольно улыбнулся и, оставив уже успокоившуюся Фею, ласково потрепал Асмунда по его непослушным волосам.
– И так, и не так, мой мальчик… Я с каждой сотворенной мною душой и был тогда с тобой, все верно, но только вот отец Эйсмер был тогда другим, настоящим, и – уверяю тебя – про ужей и вино он знал и нисколечко на тебя не обижается! – и по-мальчишески озорно подмигнул Асмунду…
– Но как же тогда, как…
– Отец Эйсмер погиб, как и твой отец, на той злосчастной ярмарке, вместе со своей семьей… Но перед смертью, в последнее мгновение, он воззвал ко Мне, чтобы Я не оставил сирых и убогих детишек его прихода, и Я… не смог ему отказать! Я всегда исполняю то, что просят мои дети от всего сердца… Так что пришлось Мне какое-то время походить в его образе. Он охотно уступил мне свое тело… А иначе, как ты думаешь, Асмунд, удалось бы ли почти беззащитному караванчику беженцев так далеко уйти целым и невредимым? Удалось бы ли твоим малышам спастись? Не удивило ли тебя, почему это вдруг Гастон со своей доблестной дружиной оказался в нужное время и в нужном месте?
– Но ведь многие погибли… – грустно вздохнул Асмунд, вспоминая свою мать и отца…
– Они не погибли… Они только заснули и ждут пробуждения – в новых мирах, на новых планетах и звездных системах, которые Мне предстоит ещё создавать и создавать… ведь Я – Создатель – не забывай это! – Мое самое любимое дело – творить и давать жизнь тому, что ещё ею не наделено…
– …Собственно, тут мы и переходим к основной причине моего к Вам визита… Азаил! А ну вылезай из своей щели – не вечно же тебе теперь тараканом ходить! – голос Создателя сделался строгим, властным, но не утрачивая при этом теплоты и ласки – так говорит любящая мать со своим непослушным сынишкой.
Создатель властно протянул руку и, нехотя, сопротивляясь, дрожа всеми лапками и усиками, на середину залы вылез насекомообразный Азаил. Наверное, если бы у него были руки и веки, он бы зажмурил глаза и закрыл их руками, но у него не было ни того, ни другого, а потому от стыда Азаил готов был провалится под землю. По собравшимся людям прошел ропот – отвращения, омерзения, гадливости. Кое-кто даже плевал в него, а какие-то дети залились издевательским смехом, прошел шепоток "ну и уродина", "фу, какая гадость", "страхолюд, спаси Создатель" или просто "фу-у-у-у-у-у!". Стелла стыдливо отвернулась, не в силах смотреть на такое уничижение.
Читать дальше