Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

Я воскликнул патетически:

— Великолепно! Ты начала жизнь с нового листа!.. Это же прекрасно!.. Чистая или очистившаяся, что почти одно и то же, особенно в свете прогрессивных либеральных ценностей, ты начинаешь снова, снова и снова!.. Поздравляю тебя, Эркхарта!.. Теперь ты сможешь строить себя, как самое совершенное существо во вселенной. А я счастлив видеть создание… самосоздание такого шедевра.

Голос произнес замедленно:

— Эркхарта… Эркхарта?.. Эркхарта… Что ж, для тебя я буду Эркхарта. В каком бы месте ты ни назвал меня этим именем, я услышу и откликнусь.

Я встрепенулся:

— Значит ли это, что ты слышишь все на планете?

— Нет, — ответил голос.

— Но можешь слышать?

— Нет, — ответил голос. — Только с теми, кто заговорит со мной и произнесет кодовое слово.

— А–а–а, — сказал я понимающе, — я его произнес… Напомни пароль, а то что–то с памятью моей стало, все, что не со мной, помню…

— Ты не произносил его, — ответил голос, — но в твоей речи были слова, близкие к тем, что произносили люди моей эпохи. Потому я и ответил.

Хрен бы ты ответило, мелькнуло с облегчением у меня в голове, если бы не частица человека в твоем машинном комплексе. Человек все же гибче насекомых, понимает не только прямые вопросы. Да и любопытство, что, кстати, больше присуще женщине. Мы, мужчины, любознательные, а женщины — любопытные. Так что я почти уверен, что когда–то оно было самочкой.

— Давай уточним насчет того места, — сказал я нервно, — не хотелось бы материализоваться прямо посреди имперской канцелярии, где пытают и вешают шпионов…

— Это место вдали от больших скоплений народа, — заверила Эркхарта. — Полагаю, забытая приемная станция.

— Это хорошо, — сказал я с сомнением. — Хотя имперские тайные службы для таких дел как раз и избегают людных мест. Но если гарантируешь, что…

Эркхарта прервала:

— Я ничего не гарантирую.

— Ладно, — сказал я. — Видишь, какой я уступчивый? Прямо либерал!.. Лишь бы войны не было.

Голос прозвучал, как мне почудилось, еще мягче и словно бы по–женски:

— Это ты улыбаешься?

— Да, — ответил я. — Весьма.

— Чему?

— Что я дурак, — ответил я честно. — Понимаешь, человек вообще–то дурак, и ты верно сделала, что поотрезала себе все… лишнее, чтоб танцевать не мешало. Я вот сейчас, можно сказать, в решающем походе, от которого так много зависит!.. Да что там много, все зависит!.. А я чем занимаюсь?.. Что за прыжок в сторону?

Голос произнес озадаченно:

— И что за прыжок?

— Вот именно, — сказал я сердито. — Мне работать надо еще больше!.. Хотя и так уже весь в мыле, как загнанная лошадь, только пристрелить некому, а самому нельзя — грех, да и страшно как–то. Но все мы срываемся, когда вот так… Кто–то бросает работу на самом важном и — по бабам, кто–то в загул, кто–то в буддизм по самые… уши, там работать вообще не надо, ходи и проси подаяние, будешь счастлив…

— Значит, — поинтересовался голос, — это твой прыжок сюда — прыжок от работы?

— Да…

— Значит, — сказал голос строго, — мне надо вернуть тебя на работу…

— Не–е–ет! — закричал я громко. — Ты что? Я там все испорчу, я же человек, я давно обезьяну в себе не кормил, она бунтует и грозит все разнести вдрызг!..

— Обезьяну?

— Или семя Змея, — пояснил я, — выбирай. Это в зависимости, в какой ты конфессии.

— А ты?

— Я мультикультурный, — ответил я с достоинством. — И человек широких взглядов. Я могу и докторшу физико–математических наук, и муджахедку или буддистку, ибо мои базовые либеральные ценности позволяют толерантность в таких щекотливых вопросах, а это неизмеримо важно, чтобы не воевали. Свою гуманность и понимание иных ценностей я расширил до троллизма, эльфизма и готовности принять и некие другие культурные достоинства, хотя гарпии пусть остаются сэру Растеру, он экстремал, это я к тому, что наше общество в некоторых моментах весьма продвинутое… Ну мы что–то углубились в культурку, а у меня, когда я слышу это слово, рука тянется… ну да, ну да, почесать это место, откуда и пошло понятие культуры… Слушай, Эркхарта, раз уж заговорили про это место, ты можешь сделать голосок чуть более звонче и щебетливее?

Она произнесла через мгновение:

— Таким?

— Точно, — сказал я с восторгом. — А сейчас чуть пониже… нет, это чересчур сексуальный, а мне, как и любому мужчине, больше нравятся просто дуры, у них и голоса особенные, веселые такие, щебечущие… Кстати, придумала, как меня вытащить обратно?