Константин Кривчиков - Поцелуй королевы. Кн. 1-3[СИ]

— Спасибо! — я едва не поцеловала трубку, но вовремя сдержалась под пристальным взглядом Анибала. Он не в курсе моих родственных отношений — я в этих вопросах человек скрытный. Пусть и остается в неведении. — Я перезвоню потом.

— Перезвони, перезвони, Фисташка, — снисходительно ответил дедушка. — А то бы и заехала в Толедо, не так уж и далеко. Мы соскучились.

Вскоре я поняла, какой чудо-подарок мне преподнес дедушка Бартолоум. Правда, когда минуло еще несколько месяцев, "подарок" сначала превратился в странное недоразумение, а затем и вовсе обернулся чудовищным кошмаром. Но дедушка-то тут совсем ни при чем. Откуда он мог знать, что таится в керамическом кувшине, некогда захороненном в стене доминиканского монастыря? Однако я снова опережаю события…

На следующий день после разговора с дедушкой, в начале двенадцатого, как только открылась библиотека, я уже сидела в кабинете заведующего архивным отделом Винкесласа Лопеза. Он оказался тихим, спокойным и очень вежливым мужчиной лет пятидесяти. Не знаю, подействовала ли на Винкесласа рекомендация моего дедушки или сыграли свою роль какие-то другие факторы, но ко мне он отнесся очень доброжелательно.

— Вот, уважаемая София, — начал Винкеслас, — взгляни на эти фотокопии. Оригиналы, к сожалению, показать не могу, они в очень плохом состоянии. Попробуем их реставрировать, насколько возможно, а потом, скорее всего, законсервируем. Но определить бы, что это за тексты.

— Думаю, что определим, — самоуверенно пообещала я, распираемая от любопытства и энтузиазма. У меня аж сосало под ложечкой, словно перед прыжком с моста в бурную реку. А вдруг?

Конечно, рукописи могли оказаться банальными копиями каких-то общеизвестных текстов, например, Евангелия, выполненными в пятнадцатом веке монахами-переписчиками. Книгопечатание тогда только зарождалось, и рукописное копирование канонических текстов оставалось распространенным явлением. Но все же предварительная информация, уже полученная мною о найденных манускриптах, заставляла сердце учащенно биться. Лопез, видимо, заметил мое волнение и мягко улыбнулся.

— Волнуешься?

— Немного.

— Настоящий ученый всегда должен волноваться.

— Почему?

— Потому что наука — это поиск нового и неизведанного. Ты словно открываешь дверь, за которой может таиться все, что угодно: благое и дурное, дорога к счастью и обрыв, за которым бездна.

— Но это естественно для научного поиска. Так сказать, метод проб и ошибок.

— А тебя не пугает, что за дверью может оказаться бездна?

— А как об этом узнать, не открывая двери? — остроумно заметила я. Рассуждения Винкесласа показались мне тогда риторическими и не вполне уместными. Мне даже и в голову не приходило, что он в тот момент тоже сильно волновался. Лишь позже, когда я кое-что узнала и сопоставила…

Несколько минут, включив настольную лампу и вооружившись мощной лупой, я изучала загадочные тексты. Винкеслас сидел в стороне и молча посматривал на меня. Наконец я отложила лупу — кое-что прояснилось.

— Алфавит пергамента мне знаком.

— Алфавит?

— Дело в том, что это бессмысленный набор слов, абракадабра. А язык — арамейский. Если точнее — староарамейский.

— Арамейский… Вот почему библеист говорил про древнееврейский.

— Да, иврит и арамейский схожи. Одна языковая семья, семитская, процесс смешения шел еще с первого тысячелетия до нашей эры.

— Но почему абракадабра? Ты думаешь…

— Да, очень похоже на шифр. Для обычного набора заклинаний текст слишком велик.

Винкеслас крепко задумался. Так, что на какое-то время забыл про меня.

Я кашлянула.

— А вторая рукопись, на бумаге?

— Однозначно клинопись. Очень похоже на аккадский язык, но мне надо посмотреть словари и архивы клинописных записей.

— Почему клинопись на бумаге?

— Два варианта: либо кто-то таким оригинальным образом записал некую информацию, вероятно, секретную, либо это копия древнего текста, перерисовка.

Винкеслас снова задумался.

— А ты сможешь все это прочитать?

— С удовольствием взялась бы за такую работу. Самое то, что я искала для диссертации.

— Да, Бартолоум упоминал.

— Мне приходилось иметь дело и с аккадским, и со староарамейским языками, — намекнула я.

— Это хорошо… Но там же шифр.

— Даже интересней. По крайней мере — для меня.

Я рассказала про свое увлечение криптографией. Лопез внимательно выслушал, периодически кивая головой.

— Мне надо посоветоваться, э-э… с руководством. С одной стороны, мы собирались привлечь ученых из научно-исследовательского института. Но с другой… — Винкеслас колебался, но маятник, похоже, направлялся в мою сторону. — Видишь ли, мы не заинтересованы в том, чтобы придавать эту историю огласке раньше времени. Пока не станет ясно, о чем эти тексты. А то поднимется ненужный ажиотаж, журналисты набегут… А говорить-то пока и не о чем. Понимаешь?