linavl: Несчастный случай? Или…

Единственное, на что у Петунии Дурсль хватило сил после вспышки ярости, так это дойти до телефона и позвонить мужу, прося его срочно вернуться домой. После чего она добрела до сына, вытащила его из манежа и, обхватив нежными объятиями его пухлые плечики, села с ним прямо на пол, ожидая Вернона.

А остывающее тело Гарри Поттера, еще недавно бывшего Надеждой Всего Магического Мира, по-прежнему никому не нужной сломанной куклой валялось у первой ступеньки лестницы, с которой он упал ранним утром, сослепу запнувшись за разбросанные по дому игрушки Дадли.

С мокрой половой тряпки, обвившей нежную кожу бледного, без единой кровиночки, заострившегося лица Гарри, капала вода, растворяя засохшую уже кровь и заставляя все шириться розовую лужицу, растекающуюся по паркету возле него.

— Петуния, ты только не плач! Мы что-нибудь придумаем.

Вернон прибыл домой час назад. И первым делом наткнулся на нелепо раскинувшееся мертвое тело. Брезгливо поджав губы, он перешагнул, не замечая, что наступает в натекшую с тряпки, все еще лежащей на лице бездыханного мальчишки, лужу. Когда он прошел в гостиную, испуганно окликая жену и сына, за ним протянулась цепочка бледно-красных следов.

Приведя в чувство женщину, и приласкав сына, отправляя его играть в манеж, он начал ходить по комнате, размышляя, что же им делать.

Если они вызовут полицию и органы опеки, их репутации, их видимости «нормальной» жизни, их свободе, в конце концов, наступит конец, не говоря уже о том, что Дадли останется один, без поддержки и любви. А он ни за что не мог допустить, чтобы такое произошло с его семьей. Ни за что! Это только те ненормальные нелюди могли подбросить им ребенка, которого здесь, в этом доме, совершенно не желали видеть. Только они могли ТАК поступить с себе подобным, обрекая на одиночество. А он за своих близких еще поборется, не будь он Вернон Дурсль.

На грани сознания забрезжила какая-то мысль, но, тяжело дыша и нервно размахивая руками, мужчина никак не мог ее уловить.

И только очередной горький всхлип Петунии, прижавшей крепко сжатые ладони с побелевшими костяшками к лицу, только отчаяние и страх за родную кровиночку Дадлика, заставил его напрячься и найти правильное решение.

— А помнишь, — он подошел к жене и отвел ее руки от лица, пытаясь поймать взгляд и сфокусировать ее внимание на его словах, — в тот день… ты рассказывала мне об этих выродках?

— Что?

— Ты говорила об этих ненормальных, рассказывая мне все, начиная с детства. И ты упоминала про вашего соседа…

— Мальчишку Снейпа?

— Именно. Ты еще говорила, что сестра отшила его, предпочтя ему этого якобы богатенького Поттера, — ненавистную фамилию мужчина буквально выплюнул, ясно показывая, как он относится к мнимым богатствам каких-то уродов.

— Почему ты спрашиваешь о нем, Вернон? Чем нам это сможет помочь? Мальчишка мертв. И уже ничего не изменишь…

— А вдруг? Ты же сама рассказывала о том, что они могут все.

Последнее слово он произнес шепотом, словно боялся, что именно сейчас появится некто и сделает что-то запредельное.

Петуния несколько мгновений молчала, проникаясь надеждой, что все еще может быть хорошо. А после она кивнула. И посоветовавшись, они выработали план действий.

Самый молодой профессор зельеварения за всю историю Хогвартса сидел в кресле напротив камина в своих апартаментах в подземельях школы Чародейства и Волшебства.

До начала занятий оставалось меньше месяца, а он уже с неудовольствием думал о том, как тихий и спокойный летом замок наводнят шумные и бестолковые студенты. И как ему снова и снова придется вдалбливать им в головы прописные истины.

Это так раздражало, а, главное, отвлекало от любимой исследовательской работы, в которую он погрузился с головой два года назад. Да еще и директор, мантикора его забери, постоянно нагружал поручениями и пытался сделать его более социальным, заставляя присутствовать на педагогических советах и, по возможности, обедать в общем зале Хогвартса. И даже намекал, что со временем было бы неплохо, если бы он занял место декана факультета Слизерин.

Волшебник сморщился от этих воспоминаний. И почему-то вдруг подумал о том, куда бы мог поступить тот, ради кого лишилась жизни единственная женщина, которой он смог доверить все на свете, даже самого себя.

Лили Эванс — Снейп мысленно никогда не называл ее по фамилии мужа — была его лучше подругой, скрашивая одиночество, даря надежду, вселяя уверенность в свои силы.