Александр Прозоров - Зеркало Велеса

– Эй, вы чего? – взбрыкнул Андрей.

– Прости, боярин. – Его немедленно отпустили. – Мы хотели тебя в светелку твою… Проводить.

Дворня боярина Кошкина была одета одинаково – полотняные рубахи с синим воротом и синим шитьем понизу. Уважает хозяин порядок.

– Ладно, ведите, – разрешил новик. По угловой лестнице они поднялись на второй этаж, холоп отворил дверь в комнату шириной в два воробьиных шага и крохотным окошком где-то далеко-далеко наверху. Зато здесь была перина – и больше для счастья Звереву ничего не требовалось.

Не успев ввечеру хорошо попраздновать, утром старший и младший Лисьины оказались единственными, кто смог встать.

– Что это было? – поинтересовался Андрей, когда боярин позвал его из светелки с собой. – У кого-то именины?

– Это наша братчина, – ответил Василий Ярославович. – По издавна заведенному обычаю, когда бояре доверяют друг другу, немало ни сомневаются, сбрасываются они зерном, варят все вместе пиво, потом все вместе пьют, пока не кончится. Так и называется – братчина. У одних одна братчина, у других другая. А с иными пива не сваришь, их никто к себе не зовет, не привечает. Это на праздник пригласить могут из вежливости али интереса корыстного. А братчина – только для друзей. Каженный год на протальник, как за боевыми деньгами в казну приезжаем, братчину и варим все вместе. У нас в сумках как раз зерно для того взято. Токмо Иван уж сварил. так я ему просто долю свою отдам. Но в казну тоже заехать надобно. Сейчас, седлать велю.

– А может, пешими сходим, батюшка? – взмолился Андрей. – Я уж забыл, как это делается.

– Рази ты не видел, что на улицах творится, грязь какая? Куда там сапогами ее месить. Верхом до съезжей избы прокатимся.

Кремль Андрей тоже узнал. Стены были почти такие же, как в будущем. Вот только высокие остроконечные шатры над башнями пропали, отчего те казались какими-то пришибленными, а над стеной, наоборот, шла сплошная тесовая крыша. Там, где в мире Зверева стоял мавзолей и гостевые трибуны – здесь темнел закопченным снегом ров. Где была Красная площадь – ныне кружились карусели и взлетали качели. Только Спасская башня стояла на прежнем месте[21 – 1491 год постройки]. И даже часовой имелся – но в бахтерце и с коротким начищенным копьем.

В Кремль верхом въезжать, как оказалось, было нельзя – оскорбление Великому князю. Оставить скакунов – негде. Пришлось топать пешком и вести их в поводу. Перед воротами Василий Ярославович снял шапку, оставшись в одной тафье, трижды перекрестился, каждый раз низко кланяясь, и только после этого вошел внутрь.

От прочей Москвы Кремль отличался очень резко, даже с первого взгляда. Здесь было относительно сухо и чисто – внутри все пространство закрывали поставленные торцом дубовые плашки. Мостовая. Здесь не было ни одного верхового – все слуги, бояре, монахи в длинных рясах и одетые в нарядные зипуны холопы передвигались только пешком. Большинство прохожих шествовали в тяжелых роскошных шубах с длинными рукавами, причем распахнутых спереди, чтобы все могли увидеть дорогие кафтаны или ферязи.

– Какая встреча, Василий Ярославович! Боярин повернулся было на голос, и тут же радостное выражение на его лице сменилось тоскливым.

– Как же ты здесь, где же ты остановился? Где ныне приют худородных устроен? Отчего не у меня во дворце? Коли на моей земле живешь, так отчего и не в моем доме поселиться? Чего примолк, Василий Ярославович?

За спиной худющего, как гончий пес, боярина, с узким, словно заточенным книзу, к подбородку, лицом, маячили четверо холопов, один из которых держал лошадей. Грубиян был в ферязи, шитой золотом и украшенной самоцветами, в алой атласной рубахе со свободным рукавом. На голенищах сафьяновых сапог сверкали золотые пластинки. Возрасту ему казалось немногим больше двадцати – борода и усы еще только намечались.

Боярин Лисьин принял решение: молча отвернулся и пошел к белому, без всяких украшений, зданию. Просто прямоугольный фасад с тремя ровными рядами одинаковых окон.

– А то приходи, Василий Ярославович, – закричал вслед охальник. – Место у нас есть. В холодной!

– Друцкий, что ли? – понял Андрей.

– Федор Друцкий, – кивнул боярин – Сын князя Юрия. Обожди здесь, а то как бы коней не увели. Я сейчас выйду. Не разговаривай ни с кем. За ссору здесь и головы недолго лишиться. Мое дело быстрое.

Задирать мальчишку князю показалось не интересно. А может, дела какие свои имелись. Во всяком случае, Друцкий с холопами ушел. Однако настроение было испорчено безнадежно и у Андрея, и у боярина.