Алексадр Золотая Грива 2

Итак, что даёт вера в дьявола? Силу, новые возможности, бессмертие или очень долгую жизнь и, наверное, ещё многое другое, чего я не знаю. Но всё это только с одной целью – творить зло! Выбора нет и нет остановки, надо беспрерывно идти вниз, по нисходящей, чём больше зла ты делаешь, тем ближе ко дну. А на дне дьявол! Но ведь человек не может беспрерывно творить зло. Даже у самых закоренелых негодяев есть жалость. Я видел садистов и людоедов, которым задушить беременную женщину, что муху прихлопнуть, но они умиляются, глядя на играющих котят, прямо слёзы капают. Значит, чтобы стать настоящим слугой дьявола, надо перестать быть человеком! Не внешне, а внутренне. Вот почему говорят – продал душу дьяволу. Человеческая оболочка, лишённая главного, души, становится просто инструментом в руках дьявола. Сам он, будучи бесплотен, в мире людей ничего сделать не может, ему нужны инструменты. Как хороший хозяин бережёт инструмент, чистит, смазывает, точит и чего там ещё, не знаю… так и дьявол заботится о своём имуществе – даёт телесное здоровье, золото, удачу в делах (именно удачу, успеха надо добиваться самому). За это требует одного – творить зло.

А что даёт Бог? Он отдал на смерть единственного сына, чтобы показать путь к истине. Он не требует подношений и жертв. Он хочет, чтобы люди любили друг друга. Казалось бы, всё ясно и понятно, разжёвано и в рот положено, ну что может быть проще, так нет же, люди всё делают наоборот! Воруют, убивают, лодырничают, предаются всевозможным излишествам, а потом – наглость какая! – просят у Бога помощи. Нет, всё-таки правильно, что в священных книгах людей называют паствой, а священнослужителей пастырями. Пасти надо их, как овец. И козлы нужны, за которыми стадо идёт, и собаки, чтобы не разбежалось, а главное – палка, дабы вразумлять непонятливых … баранов! Почему великий Рим, центр вселённой, принял новую веру? Зачем она ему, он и так достиг наивысшего могущества, даже лопнул на две части, не выдержав собственной мощи. Значит, люди понимали, что помимо силы и золота должен быть нравственный стержень в душе, в народе, вокруг которого концентрируется общество, превращается в государство, а потом в империю. Но в западном Риме это понимали, скажем так, не совсем, потому он пал, а восточный Рим жив до сих пор и падать вовсе не собирается. Всё-таки прав князь Владимир, когда выбрал православие, веру восточных ромеев и насаждает на Русской земле, где по согласию, а где и мечом. Дети малые тоже не понимают, зачем отец с матерью заставляют пить горькое лекарство от болезни. Понимают, только когда сами становятся родителями. Прав был отец Анатолий, когда вразумлял, а я ерепенился, умничал. Теперь вот, висю … или вишу? … чёрт, какая разница! Болтаюсь, как колбаса на верёвочке, жду, когда на куски начнут резать».

От злости на самого себя аж в глазах потемнело, показалось, что факелы потухли. Тянет руки на себя, грудь, плечи твердеют буграми каменных мышц, руки вздуваются, словно обожравшиеся удавы. Края кандалов больно впиваются в кожу, кисти трещат, вот-вот оторвутся. Сквозь колокольный звон в ушах слышен хруст, то ли жилы рвутся, то ли камень крошится, неохотно отпуская добычу. Александр обессилено прислоняется к прохладной стене, по спине льются потоки горячего пота, грудь ходуном ходит, заталкивая в лёгкие воздух. В голове звон, в глазах плавают белые огоньки. Отдышавшись, чувствует, что руки вроде висят ниже или цепи растянулись, или колья всё-таки немного вылезли. По спине ползёт липкая жижа и он вдруг понимает, что стена вовсе не каменная, как показалось вначале. Это глина, высушенная, обожжённая глина! Она только на поверхности кажется твёрдой, как камень, внутри хрупкая. Перехватывает удлинившиеся цепи, пальцы сжимаются в кулак. Тянет на себя, отпускает, снова тянет… Железные колья начинают шататься, из щелей сыпется песок, размолотая глина. Дёргает ещё и ещё. Наконец правый кол с хрустом выворачивает кусок глины размером с лошадиную голову, грохот разносится по всему залу, недовольно пищат летучие мыши на потолке.

Александр замирает - сейчас на шум сбежится всё нечисть, что обитает здесь! Но проходит мгновение, другое – ничего, только мыши продолжают возню и писк. Осторожно тянет цепь, сильнее и вот длинный, полуметровый кол нехотя выползает из дыры, рушится на землю в клубах пыли. Хватается обеими руками за второй, выдирает с хряском, словно старый, больной зуб. Бросается к трону Канавы, пальцы сжимают рукоять меча, острый, как бритва, клинок с торжествующим визгом выпрыгивает из ножен. Отполированная поверхность отражает свет факелов, по потолку и стенам мечутся быстрые огоньки. Александр кладёт руку на подлокотник, конец меча упирает в спинку трона. Лезвие опускается на железный браслет. Согнутая вокруг кисти пластина некаленого металла медленно, с трудом, но поддаётся нажиму харалужной стали. Давит раз, другой, спинка трона трещит, из порезов лезет какая-то шерсть или вата, не поймёшь.