Дэвид Уильямс - Звездолёт, открытый всем ветрам (сборник)

Низко нависал каменный потолок, за многие эры сточившийся до гладкости. Согнувшись чуть не вдвое, я пробирался его изгибами и поворотами, всё выше и выше.

Наконец завиделся огонёк, отдававший красным, ещё неясный в тени, но я приблизился и вгляделся сквозь нависающий стеной утёс туда, где тень его граничила с морем. Ноздри мои наполнил солёный воздух и запах тёплого камня. Я распрямил сведённую судорогой спину.

— Ну наконец-то, — произнёс голос слева от меня. Я повернулся и встретил одержимые глаза и измождённое лицо Дианчи Тарброк.

Волосы её обтекали плечи, словно чёрный огонь. Покрывали груди. Загорелая кожа её ног и бёдер расплывалась перед глазами в сумраке. Она сцепила руки за спиной — расчётливый жест, которым столько раз она намеренно возбуждала чувства Уэбера. Я слишком хорошо знал, что означает эта поза.

— Подобие — это миф, — не то что бы она кричала, но камень отдавался эхом. — Его раздули до неприличия. Механизмам до нас нет никакого дела, главное для них — чтобы не менялись определённые географические параметры; люди и то, что творится у них в душе, не имеют никакого значения.

— Все вы, Погрешные, твердите одно и то же. Но наши исследования говорят о другом. Чем точнее копия, тем сильнее сопротивление Космоса. Последний миллион лет этот принцип работал безупречно.

— Нет, — она подступила ближе. — Не безупречно. — Она потянулась взять меня за свободную руку. Я позволил ей её взять. Дианчи не представляла собой реальной угрозы, а я тоже не лишён сострадания.

— Как ты можешь так говорить? Или ваша Погрешность позволяет вам игнорировать факты?

— Конечно, нет. Но я вижу все факты в новом свете. Механизмы Подобия больше не действуют. Баланс уже достигнут. — Она прижала мою руку тыльной стороной к гладкому шёлку своего горла. — Вселенная перестала сокращаться.

Я хмыкнул.

— Уже слышали. На всех Погрешных один и тот же аргумент.

— Так о чём-то это же говорит? Почему такое подобие среди Погрешностей? Неужели не ясно, что тут есть противоречие?

— Пожалуй, хотя и незначительное. Но ты — ваятельница. Не физик и не учёный. У тебя нет ни знаний, ни таланта, чтобы делать из нелегальными путями полученных данных такие далеко идущие выводы — убедить нас поставить на карту всё, что мы спасли.

— А мне это и не нужно, — её пальцы высвободились из моих, чтобы заправить назад волосы. Я опустил глаза на её обнажившуюся грудь. Её рука потянулась за ухо и извлекла мирощуп. — За меня это уже сделали другие. Всё здесь.

Я смотрел на угловатую трубку чёрного цвета. Она была похожа на ту, которой швырнул в меня Уэбер, — вторая такого рода за всю мою жизнь.

— Нет. — Ствол умудрился выпихнуть мою руку из кармана. — Это ложь. Не поддавайся, Листор. Это новая хитрость.

— Попробуй, только и всего, — Дианчи вжала мирощуп мне в ладонь. Мои пальцы, словно по собственной воле, сомкнулись вокруг него. Я уставился на кулак, затем взглянул на эту женщину, в одеянии из одних лишь теней, и в её лицо.

Так ли они пусты, как глаза Мэри Эдаф? Сине-зелёные, как море, с отсветом того огонька у входа, — кажется, нет. Её рука коснулась моей щеки.

Ствол потеплел у меня под пальцами; его голос звал, откуда-то издалека, как и волны.

Теперь я совсем по-другому ощутил её ласку. Прикосновение её пальцев превратилось в шёпот простыней в постели, знакомой, как тело любовника. Глубина её глаз удержала меня на один миг бесконечности. То, что я увидел, отрезало от меня не только ужасное небо, но и дало представление о близости, не испытанной мной никогда, даже в объятиях Подобия и многих моих двойников.

Мои пальцы поднесли мирощуп к губам.

Ствол взвыл, разразился ослепительным светом. Моя рука сомкнулась вокруг него, содрогаясь от боли. — Мы и без тебя тут закончим, Листор. От тебя теперь никакой пользы. Какой там пользы, ты же всё и погубил!

Я пошёл, шатаясь, на Дианчи и рухнул на колени. Ствол сиял зелёным, включая поле, которое означало смертный приговор для Дианчи и меня.

— Не-е-е-ет! — заголосила Дианчи. Она прыгнула на меня, нагая и обезумевшая, и схватила меня за запястье. Снова и снова она била Стволом об камни, сотрясая мне руку.

Кровь выступила на костяшках, и от этой новой боли я разжал руку. Ствол выпал и зашустрил по камням. Я подкатился ближе и пнул его ногой, и тут зелёное сияние поразило Дианчи, и она растворилась.

Мой пинок послал ствол к выходу из лаза, кувырком наружу, где его поглотили сначала тени и затем море далеко внизу. Зелёное сияние раздробило каменный свод. Пещера обрушилась, и, отброшенный взрывом, я полетел вверх тормашками.