Танит Ли - Чары Тьмы

В один прекрасный день Джайреша призвал к себе отец.

— Сын мой, — промолвил он, — смотрю я, чем ты занимаешься, и мне это не очень нравится. Что скажешь?

Джайреш ответил ему невозмутимым взглядом и не сдержал зевок.

Отец нахмурился.

— Я вижу, что ты разбазариваешь богатства нашей семьи, впустую тратишь состояние, которое накапливали три поколения. Однако ты должен знать, что тебе здесь не принадлежит ни гроша, пока я не умер, о чем, надеюсь, ты не очень мечтаешь.

При этих словах Джайреш опустил глаза. Его отец счел это за проявление стыда, что, впрочем, соответствовало действительности, так как юноша с некоторой неловкостью понял, что ему совершенно безразлична жизнь отца.

— А потому я решил, что разгульной и беспечной вольнице пора положить конец, и я намерен воспользоваться средствами, которые почерпнул из древних легенд и сказаний. Вот что я собираюсь сделать. Все твои глупости проистекают из моего попустительства. До сих пор ты научился только бросать деньги на ветер. Поэтому я решил отослать тебя к моему другу и деловому партнеру. Он примет тебя в свой дом как необученного слугу, иными словами, ты займешь самое низкое положение. Днем будешь выполнять любые поручения этого человека или его управляющего — подметать пол, выносить помои. А по ночам — кормиться из общего котла и спать на полу в кухне. С рассветом тебе предстоит вставать и возвращаться к своим обязанностям. По прошествии девяти месяцев, если ты проявишь трудолюбие и усердие, мой друг вознаградит тебя и отправит домой. Если же он останется недоволен, тебя ждет жестокая порка, и ты прослужишь ему еще девять месяцев уже без всякой надежды на вознаграждение. И спать будешь на голой земле, а питаться тем, что сумеешь выпросить или украсть у скотины.

Закончив свою речь, богач сложил руки на животе. Он полагал, что избалованный сын, которого он знал не слишком хорошо, бросится ему в ноги и взмолится о снисхождении.

Однако Джайреш, от ярости едва способный говорить, сказал совсем другие слова:

— Если такова ваша воля, я спрошу лишь об одном: когда мне уйти?

Богач растерялся. Он ожидал любого ответа, кроме этого. Он и не собирался никуда отправлять юношу, однако теперь его тоже охватил гнев.

— У тебя есть три дня, — провозгласил он.

— Я не хочу обременять вас своим присутствием и отправлюсь завтра же, — вскричал Джайреш. — Где живет ваш друг?

— Тебе сообщат об этом на рассвете, — ответил богач. — И одновременно дадут осла, чтобы ты мог добраться до места назначения.

— Я дойду пешком, — объявил сын.

— Он живет не близко.

— Тогда я отправляюсь нынче же вечером, — решил Джайреш.

И в некотором замешательстве богач сел и написал письмо своему бывшему партнеру, который жил в шести днях хода, на востоке.

Вечерняя звезда начала спускаться с небосклона, когда Джайреш вышел из отчего дома. Привратник, полагая, что барчук отправляется на очередную пирушку, с сомнением поприветствовал его и удивился, что он покидает усадьбу без слуги и лошади. Джайреш двинулся на восток, навстречу восходящей луне. Та взирала на него холодно и надменно, ибо в эту ночь она была идеально кругла и под стать Джайрешу высокомерна.

Несмотря на то, что Джайреш жил в роскоши, физические нагрузки не были для него в новинку, и шестидневное пешее путешествие не пугало его. К тому же его подгонял гнев. А кроме гнева, одна странная вещь: время от времени до него долетали приглушенные звуки музыки.

Большей частью дорога проходила через возделанные поля, сады и террасы с виноградниками. На горизонте мирно раскинулись холмы, позолоченные лунным светом. И, несмотря на то, что Джайреш часто бывал в этих местах, сейчас они выглядели по-новому. Он вдыхал ароматы фруктов и прислушивался к соловьиному пению. А когда луна зашла, он лег под дикой смоковницей и задремал. Он проснулся от первых солнечных лучей, как от поцелуя, встал, искупался в пруду и нарвал смокв, — покидая родительский дом, он был в такой ярости, что даже не прихватил провизии.

Все утро он шел и остановился лишь в полдень у колодца. Там уже сидели путники; приняв Джайреша за такого же, как они сами, бродягу, они втянули его в разговор о торговле, повадках собак и верблюдов и капризах служанок в тавернах. Джайреш, получая удовольствие от их болтовни, притворялся, что тоже принадлежит к их братству, и рассказывал байки, которые звучали почти правдоподобно. На склоне дня он пошел дальше, и на закате его догнал караван. Из раскачивающегося паланкина, занавешенного шелком, выглянула женщина с чадрой на лице и послала к Джайрешу слугу.