Андрей Легостаев - Любовь опаснее меча

Колдун повернулся к костру. Глаза его блеснули желтым неистовым огнем, две молнии рванулись в костер, сорвавшись с его простертых к пламени рук. Огонь вспыхнул с новой силой, лизнув небо, и опал, прижавшись к земле. Пламя из оранжевого превратилось в зеленое. Ручейки огня побежали к обнаженным ногам девяти невольниц, скованных кольцом вокруг костра тонкими позолоченными цепочками. Словно сознание вдруг разом вернулось к жертвам — они завопили дико и жутко, попытались рвануться прочь от костра, каждая в свою сторону, кольца больно врезались в запястья. Жадное зеленое пламя стремительно промчалось вверх по юным стройным икрам, охватило туловища и пожрало девушек целиком — девять живых зеленых костров мгновение танцевали у одного большого, вновь взметнувшегося ввысь.

Пение колдуна заглушило их истошные крики боли и вдруг во дворе воцарилась могильная тишина. Хамрай вздрогнул от неожиданности — цепочки звякнули о камень, костер погас в единый миг, двор охватила тьма.

«Балаганный эффект, но впечатляет», — подумал Хамрай о колдуне, даже с какой-то ноткой уважения.

Глаза привыкли к темноте. Луна, скрывшаяся на мгновение в неожиданно набежавшей туче, освободилась из заточения и залила двор ярким светом.

Юные невольницы исчезли бесследно, как и пепелище костра — на этом месте стояла женщина.

Хамрай со молчаливым внутренним стоном закрыл глаза — силы космические, какая это была женщина!

Высокая, зрелая, пышная, с густыми длинными золотистыми волосами и белоснежной кожей она настолько контрастировала с худосочными фигурками погибших невольниц, что охватившая Хамрая боль, вызванная видом их смерти, как бы отступила, показывая никчемность тех пигалиц, которые превратились в эту Женщину — женщину женщин. Хамрай даже ощутил волшебный запах ее тела, аромат ее прекрасных волос. Она была обнажена, высокие, налитые жизнью тяжелые груди, приковывали взгляд, зазывали, манили… Руки шаха непроизвольно потянулись к ней навстречу. Хамрай неосознанно сделал шаг к ней, телохранители тоже — они забыли на мгновение где находятся и для чего.

Она, глядя только на обнаженного шаха, двинулась прямо к нему, покачивая роскошными бедрами, показывая потерявшим способность рассуждать трезво Хамраю и воинам свой великолепный стан сзади.

Хамрай сделал еще шаг в ее направлении, но сумел взять себя в руки и остановился. Возбужденная плоть распирала одежды, сердце, готовое вырваться из груди, стучало, отдаваясь в висках болью желания, лоб покрылся холодной испариной, во рту пересохло. Он оглянулся и силой воли заставил остановиться телохранителей шаха, медленно двигавшихся к прекрасной гурии в костре рожденной, достойной того, чтобы за обладание ею мужчина отдал жизнь.

Шах стоял, завороженно протянув к ней руки и не отводя от нее пылающий вожделением безумный взгляд. Она улыбнулась ему, обнажив ряд безупречных жемчугов зубов, изящными руками приподняла свои тяжелые груди и остановилась, глядя на шаха. Дрожь охватила завоевателя полумира, обнаженное мужское достоинство его бесстыдно вытянулось в сторону красавицы…

Хамраю почему-то стало тягостно и стыдно, хотя он видел подобное зрелище великое множество раз.

Колдун заорал истошно, на высоких тонах, неприятно продирая криком слух Хамрая, и бухнулся на колени, просительно протянув руки к висящему магическому кристаллу. Словно в ответ из кристалла вылетели два луча: голубой уперся лицо, прямо в глаза судьбоносному шаху, розовый — в бездонные очи нагой девы. Хамрай вздернулся было при виде луча из кристалла, но опасности не узрел.

Неописуемой красоты женщина, возбуждающая неодолимое плотское желание, двинулась к шаху. Хамрай не боялся, что заклятие вступит в силу — он прочувствовал, что это не женщина из плоти и крови, а магическое видение, хотя наверняка ощутимое и осязаемое. Вряд ли зачарованный и чрезмерно возбужденный шах думал в этот миг о заклятии и об опасности. Он шагнул навстречу деве и положил руки ей на плечи. Она крепко обхватила руками спину венценосного мужчины, губы соприкоснулись с губами, ее роскошные упругие выпуклости прижались к волосатой груди шаха, они слились в едином страстном порыве — по двору пронесся протяжный стон.

Вдруг Хамрай увидел, что они сливаются в буквальном смысле слова — вызванная волшебством чужеземца красавица входила в дрожащее тело шаха. Вот ее лицо погрузилось в его и утонули в теле Балсара тяжелые холмы женской груди. Опасности для шаха не ощущалось и Хамрай смотрел на чудо, краем сознания понимая, что это и не чудо вовсе, а искусный иллюзион, но веря как малый ребенок действу, так как очень хотел поверить.