Голос Мирона как-то вдруг стал сдавленным и замолк. Стало больно. Отвратительно. Тоскливо. Все сразу. Обещал же себе, не рассказывать эту часть истории, не заметил… Кошка, казалось, почувствовала состояние князя-бродяги и, осторожно приблизившись к нему, тихо мурлыкнула. Мирон поднял на нее взгляд и на секунду его лицо перекосило от пустой ненависти: и к этому миру, к своему городу и вообще народу — ко всем глупцам и жадным до власти вельможам. Кошка смотрела прямо в его зрачки и, в этом он мог поклясться, в ее глазах читалось неподдельное сочувствие и понимание.
— Странная ты, Тигруша, какая-то сильно не-животная . Ты мне напоминаешь существ из рассказов Кайлит — многочисленных спутниц эльфов. Кажется, она упоминала сильфов и варис: первые — летучие и умеют говорить, чем-то напоминают людей в миниатюре и с прозрачными крыльями, а другие похожи на кошек, но гораздо крупнее и более сообразительны. Может, ты и есть одна из этих варис? Хотя нет… Кайлит упоминала белых тигроподобных кошек с перевернутым черным треугольником на груди, а твой окрас при всем желании с описанным ею не сравнить. Да и треугольника никакого нет, а он, по словам Леди волн, должен присутствовать обязательно, даже если окрас у варис не белоснежный, а более темный. Впрочем, я слышал, среди эльфов, как и среди людей, существует какое-то деление на народности, может, и животные рядом с разными эльфами живут разные?
Кошка слегка наклонила голову к земле и вновь подняла ее, заглянув в глаза Мирону. Как будто кивнула, но как-то неопределенно, половинчато, соглашаясь со словами Мирона не до конца.
— Буду считать, что правильно догадался. Если только ты действительно поняла, о чем я тебе говорю. А сестра… сестренка… Тигруша, я, наверное, никогда от этого воспоминания не избавлюсь. Она ведь так мало походила на этих напыщенных ублюдков, упоенных собственной славой и ведущих заумные беседы о науке. Она даже и не пыталась научиться каким-то там маскарским истинам. Ее больше всего занимало море и морские создания. Она так часто пропадала на берегу, что мне ее больше нигде и не приходило в голову искать, когда бывало, что днями пропадала. Только на берегу. И что она там делала? Зачем? Кажется, однажды я видел, как она пускает в воду кораблики, сшитые из кусочков кожи куцехаров. Ты же знаешь, Тигруша, кожа этих животных очень хорошо на воде держится, говорят, из нее и корабли делают… Ну, вернее, не делают, а ею корпуса обивают, чтобы вода внутрь через трещины не просачивалась. Да и пробить случайно корпус уже невозможно — она ведь прочная, почти как сталь. Но я все не о том, куда-то в сторону…
Голос юноши вновь затих. Он никак не мог отогнать от себя мысли, которые снова начали лезть в его голову. Сцены, какие-то отрывочные, будто ненастоящие: плачущая мама, стоящий с мертвым выражением лица на берегу отец…
— Однажды, когда мне уже исполнилось восемнадцать, я нашел в подвале дома такой кораблик. Красивый, очень прочный и похожий на настоящие… Я думаю, что похожий — настоящих, если честно, никогда не видел. Нашел — и снова эти воспоминания. Я тогда на берег моря побежал, долго что-то кричал волнам, что-то пытался требовать, потом… не знаю, это была слепая ярость… А дальше из ниоткуда пришла туча, стали бить молнии прямо в море: и там где они били, море закипало. Птицы от этой тучи разлетелись на милю, а она все густела и молнии били все сильнее…
Мирон тяжело выдохнул и уставился в пространство перед собой. Он как будто заново переживал тот день, ощущения, страшную ненависть, которая тогда его захлестнула. В тот раз — ненависть к миру и, особенно, к воде.
— А потом впервые появилась Кайлит. Я ее даже не испугался: просто принял как факт, что в водах тоже водятся змеи, и то, что у них может быть человеческое лицо, и то, что говорят и думают они вполне по-человечески. Если не сказать больше.
Кайлит рассказала мне историю морского народа, рассказала, что значит жить под водой, а еще объяснила, что сильная ненависть не сослужит хорошей службы, что она может завести на это самое дно, но только без шансов выжить там. Оказывается, ту тучу, породившую дикую борю не только на море, но и под его поверхностью вызвал я, когда пытался каким-то образом наказать воду за то, что та убила мою сестру.
Кошка молчала. Молчал Мирон. В темноте догорал костер. На бесплодные холмы опускался вечер. Солнце уже закатилось за горизонт, и на небе появлялись первые редкие звезды. Дул очень тихий и спокойный ветер, несущий откуда-то далеко с запада морские ароматы. А может, и с юга, в этих краях трудно было так, с ходу определить направление света.
Читать дальше