Ольга Макарова - iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

— Ну, пошли, — вздохнул Лар, привычно сворачивая на одну из тропинок. — Скрестите пальцы на удачу…

…Что может сказать отец взрослому сыну, которого видит первый раз в жизни?..

Сайнарнемершгхан Сайдонатгарлын, блестящий оратор, не раз доказавший всему миру, какую силу имеет слово, сейчас не знал, что будет говорить. Словно почву выбили из-под ног… растерянный и взволнованный, он смотрел сквозь прозрачный купол библиотеки на своего младшего сына. Братья и сестры, по такому случаю собравшиеся все вместе, радушно приветствовали его. Многие — Мажеста, Евжения, Лар, Аранта, Марини — общались с Дэлэмэром так просто и естественно, словно знали его всю жизнь. У них вот не возникало такой проблемы — что сказать. И им было безразлично, что они говорят не просто со своим младшим братом, а с Учеником миродержцев: какое-то значение это обстоятельство имело, видимо, только для Абадара и Орлайи, державшихся отстраненно и холодно. Что же до остальных… «О пречистые Небеса!..» — горько подумал Сайнар, прислонившись лбом к равнодушному, прохладному стеклу купола. Да. Да и еще раз да: Орден держался последние сорок лет на одном только Гердоне. И сейчас, когда фанатичного мага давно уже нет на свете, Орден держится на тех, кого тот воспитал. Абадар. Орлайя… Остальные свободны и чисты от фанатизма — разве не такими ты хотел их видеть, Сайнар, когда писал Книгу Неофита? И разве не предупреждал тебя твой сводный брат, что эти высокие идеалы сработают против Ордена?.. и разве не был он прав?..

Сайнар вздохнул. В который раз внимательно посмотрел на сына… Невысокий, крепкий парень внешне ничем не напоминал отца, так сильна была в нем кровь Дэл и Эмэра. Но что-то неуловимое — голос? манера говорить? движения? — выдавало в нем истинного Немершгхана. Сайнар невольно залюбовался своим младшим Кангасском. Нежданным, одиннадцатым…

…Красота — это тоже талант. И амбасса заставит его сиять…

Гердон заявил упрямо и категорично: «Ни один из амбасиатов не вместит в себя душу миродержца сразу и полностью. Мне нужно десять. Десять амбасиатов твоего уровня или выше».

Десять детей. Что может быть проще для видного красавца и путешественника?..

Сильным амбасиатам часто благоволит удача — она позволяет достичь многого, но часто имеет побочный эффект: отучает полагаться на самого себя. Не в пример своему сводному брату, Сайнар всегда шел по жизни легко и брал от нее все, не сильно задумываясь над возможными последствиями.

«…Я должен уехать, дорогая… Ребенок?.. Назови его Кангасском. Не грусти, я вернусь обязательно…» Он всегда возвращался. Правда, только за тем, чтобы забрать с собой сына или дочь.

Влюблялся Сайнар быстро и искренне. А что жила эта «любовь» не дольше хрупкой белокрылой бабочки веритуса, так кому какое дело?.. Но судьба шутит. И бродяг, подобных Сайнару, иногда настигает настоящая любовь. Так и случилось, когда величайший еретик Омниса, на свою беду, решил пересечь Кулдаган, где о Хансае Донале и его апокрифах еще не слышали. Он надеялся на очередное увлекательное путешествие с целью торжества жестокой правды, которую несли людям его книги и голос.

Но пустыня обошлась с великим амбасиатом очень сурово: он явно переоценил свои силы, решив отправиться сюда. Два дня с караваном, нападение разбойников, чудовищная жара, пыль и ветер — это было слишком. Пустыня оказалась невыносима.

В первом же городе, в который зашел караван, Сайнар и остановился, наотрез отказавшись идти дальше и намереваясь вернуться со следующим караваном обратно в Рубеж. Волей шутницы-судьбы этим городом оказался Арен-Кастель.

Измученный, грязный и несчастный, Сайнар прошел по его сонным улицам, залитым беспощадным солнцем, и, не найдя в себе сил добраться до длари, постучал в один из обычных жилых домов. Женщина лет сорока, открывшая ему дверь, сжалилась над непривычным к жаре путником. Она впустила его в тихую прохладу своего дома, напоила водой.

Сайнар ожил; глаза заблестели, как прежде; вернулась к нему и чистая, внятная речь — до этого он мог только бормотать, едва справляясь с пересохшим и непослушным языком. Он оказался вежливым и добрым гостем. Меньше говорил сам и больше расспрашивал хозяйку.

Она носила красивое имя — Адэль. Голос ее, низкий и бархатистый, восхищенный Сайнар назвал драгоценностью, являющей свой блеск не всякому. И был, в общем-то, прав: Адэль жила одиноко и мало общалась с другими людьми.