Эрик Ластбадер - Дай-сан

— Тень! Я так боялась его…

— Да, и, как выяснилось, напрасно. Но ты не могла знать о Дольмене, который проник в Никуму и засел в его теле, пытаясь овладеть его разумом и навязать ему свою волю, а дор-Сефрит, хотя и мог говорить, был не в состоянии помочь Никуму.

— Но ведь Ронин помог ему?

— Вероятно. Но как бы там ни было, ты правильно сделала, что настояла на возвращении в Ханеду. Его присутствие в замке ускорило развитие событий, но, как верно заметил Азуки-иро, это была битва Никуму. Битва, которую он должен был выиграть сам. Но он отступил, возглавил движение сасори, заточил тебя в замке. Ты знаешь, это дор-Сефрит посоветовал ему отправить тебя на континент человека, чтобы найти Черного Оленя…

— Кого?

— Сетсору.

— Ах да. И мне это почти удалось, но потом пришлось ввязаться в драку с красными там, на севере. Я уложила троих, прежде чем меня сбили с ног. Потом мне заехали сапогом…

— Тебя ударили по голове…

— И я потеряла память. А Сетсору?

— Я нашел его в лесу… то есть Ронин…

— Да, ты был такой бледный… Где он сейчас?

— Он во мне, Моэру. Теперь мы с ним одно. Поэтому Никуму и заточил тебя в замке. Сначала лишил тебя голоса, а потом запер в Ханеде. Дольмен боялся, что Ронин станет… тем, кем он стал…

Он постучал себя по груди.

— А я здесь при чем? — не поняла Моэру.

— Наверное, нам еще предстоит это узнать. Нам обоим.

Они подошли к лошадям. Для него седло было маловато, и ему пришлось поджать ноги, чтобы вставить их в стремена.

— Ты оказалась права, Моэру. Никуму был непростым человеком. И к тому же отважным. Он мог убить Ронина и остаться в живых, но у него была совесть… и, может быть, только это меня и спасло. Он так яростно сражался с Дольменом… и это позволило дор-Сефриту вернуться к жизни в своем теле…

— Но что случилось с Ханедой? Она вся разрушена…

— Это мог сделать только Дольмен. Возможно, они с дор-Сефритом сражались, пока Ронин умирал.

— В таком случае…

— Да, понимаю, о чем ты. Каков исход? Дор-Сефрита больше нет.

Он поймал себя на том, что постоянно возвращается мыслями к той, другой, жизни, в которой они с Моэру были вместе. Ему хотелось спросить, любила ли она Ронина, но и этот вопрос, и ответ на него казались теперь такими же далекими и ненужными, как прошлогодний снег.

— Но это уже не имеет значения! — крикнул он ей, натягивая поводья. Его лошадь вздрогнула и встала на дыбы. — Потому что теперь есть я. Воин Заката явился на Ама-но-мори. Мы готовы к Кай-фену!

Лошади рванулись вперед.

Ветер переменился, и он уловил пряный аромат чая, который готовили в домике далеко-далеко на равнине.

В большом медном котле варился рис. Языки пламени пылко облизывали его закопченное днище. Пар поднимался вверх из открытого очага и выходил через массивный дымоход.

Повар вытер руки о засаленный фартук и отвернулся от стопки деревянных мисок, составленных рядом с наваленными дровами.

В такой ранний час в большом зале еще было пусто. Только желтый с серыми подпалинами пес, забредший с улицы, обнюхивал деревянный пол в поисках пищи.

Повар беззлобно прикрикнул на него, а потом, когда пес никак не отреагировал на предупреждение, ударил его ногой. Пес взвизгнул — башмак повара врезался ему в ребра, — и царапнул когтями по полу. Повар выругался от души и ударил еще раз. Пес выскочил на крыльцо и присел там, зализывая ушибленный бок.

В таверну вошла Кири. Повар налил ей горячего чая и отошел в уголок, чтобы прикорнуть у огня, пока народ не повалил на завтрак.

Она встала у очага, машинально прихлебывая чай. Она чувствовала тепло от огня, но как будто не видела света.

Допив чай, она взяла миску из стопки, сняла с крючка металлический черпак и положила себе порцию липкого риса. Потом присела за длинным столом, поставив миску перед собой. К еде она не прикоснулась.

Кто-то еще вошел в зал. Постоял, глядя ей в спину. Подошел и сел рядом.

Туолин налил себе чаю.

Ее сердце бешено заколотилось. Она собралась что-то сказать, но слова костью застряли в горле. Она не знала, какие нужны слова.

Он не смотрел на нее и не пытался заговорить. Они так и сидели молча, а потом начали появляться первые утренние посетители. Зал быстро наполнился воинами. Они тут же набросились на еду. За столом уже не хватало мест. Кому-то пришлось есть стоя. Повсюду слышались громкие голоса. Повар носился туда-сюда, только успевая наполнять миски. Он понимал, что день воинам предстоит долгий и первая трапеза должна быть обильной.