Алла Гореликова: Чужая зима

— Это вы все привыкли к здешней еде, — возразила Тиа. — Вот она и не кажется вам чем-то особенным. Зайди, Луилла. Прости, что нагрубила тебе. Я не хотела, честно.

— Я знаю. — Дверь скрипнула, и в комнату вошла Луилла. Такая же маленькая, тоненькая, бледная, как все местные. С такими же блекло-серыми волосами, похожими на мокрую спутанную паутину. Так же одетая в серое и бурое. И с совершенно особенным, завораживающим Тиа мягким ехидством в писклявом голосе.

— Присядь, Луилла, посиди со мной. Мне очень жаль, что я опять сорвалась.

Луилла подошла к столу. Залезла с ногами на высокую табуретку, так, чтобы глаза оказались вровень с глазами Тиа. Покачала лохматой головкой.

— Ты всегда утром злая, а после завтрака извиняешься. Что, эти твои сны — они такие ужасные?

— Они прекрасные, Луилла, — прошептала Тиа. — Самое лучшее, что было у меня в жизни. Но, знаешь… после них очень горько просыпаться. Знаешь… лучше не надо об этом больше, Луилла. А то я заплачу. А здесь и без моих слез достаточно сырости.

— Хорошо, не надо, — кивнула Луилла. — Хотя мы здесь привыкли к сырости.

— Мне иногда кажется, что и я уже привыкла, — вздохнула Тиа. — Давно я здесь, Луилла?

— Сто сорок три дня, — не задумываясь, ответила Луилла.

— Да, — Тиа кивнула. — Точно. Сто сорок три дня. А кажется, лет десять прошло. Я насквозь пропиталась дождем. Стала такой же унылой и бесцветной…

— Тебя трудно назвать бесцветной, — хмыкнула Луилла.

— Краски жизни, — пробормотала Тиа. — Я забыла, каковы они. Я не могу вспомнить. И звуки жизни, Луилла. Я не помню их… всё заглушил этот дождь.

— Прости, — сказала Луилла. — Мне жалко тебя. Я понимаю, ты страдаешь. Но все-таки я рада, что ты здесь.

«Еще бы», подумала Тиа.

— И я рада, что ты не возненавидела нас.

Тиа так удивилась, что не сразу нашлась с ответом. Почему она должна ненавидеть? Тем более — чуть ли не молящихся на нее жителей этой убогой деревеньки? Они-то при чем?! Хотя… Луилла права, трезво подумала Тиа, кое-кто возненавидел бы весь мир… и в первую очередь — свидетелей своего нынешнего убожества.

— Вы ведь не виноваты, что я здесь, — тихо сказала бывшая королевская ведьма. — И, знаешь, скорее это приятно… что я хоть кому-то еще нужна. — У Тиа задрожали губы. Она замолчала, вовсе не желая расплакаться перед Луиллой.

Но Луилла, кажется, прекрасно поняла, что происходит с Тиа. Она слезла с табуретки, собрала посуду и с ноткой вежливой официальности сообщила:

— Мне пора, Госпожа Защитница. Извини, но сегодня столько дел…

Тиа прерывисто вздохнула. И ответила почти спокойно:

— Иди, Луилла.

Ад бездеятельности…

Тиа осталась сидеть за прибранным столом. Слушала дождь. Вспоминала. Почему-то сегодня воспоминания были особенно яркими. Такими яркими, такими живыми, что незачем было и пытаться их отогнать. Да и не хотелось. Что ей осталось, кроме этих воспоминаний? Кроме этой боли? Только завтраки, обеды и ужины…

Тиа криво усмехнулась. Пусть. Пускай сегодня будет день воспоминаний. Можно один раз разрешить себе. Увидеть наяву те минуты, которые и так приходят каждую ночь. Вспомнить…

…как отряд принца возвращается из боя. Как она, последняя оставшаяся в живых королевская ведьма, больше часа назад истратившая последний резерв, с замершим сердцем ищет его: жив? Как, углядев наконец среди офицерских касок огрызок черно-белого султана, сбегает навстречу с холма: жив, жив, жив! А с неба падает неторопливый густой снег, и она ловит ладонями огромные хлопья, ловит, чувствует их мягкое, ласковое, пушистое тепло… и прячет в ладонях лицо, скрывая не приличествующие ведьме слезы. Слезы облегчения.

— Ты плачешь, Тиа? — он отводит ее руки, заглядывает в лицо. Его глаза близко-близко… серые, глубокие, оттенка зимнего неба, снежных туч… у него разводы пота на лбу, и все лицо забрызгано кровью.

— Прости, мой принц, — шепчет Тиа. — Мало от меня было толку.

— Да ладно тебе, — усмехается принц. Наследный принц Эрвиксен, старший сын короля. — Я же вижу, ты белей этого снега! Выложилась до конца, верно, Тиа? Ты здорово облегчила нам дело. Спасибо.

Ведьму не принято называть по имени. Но принц Эрвиксен придерживается традиций только тогда, когда ему это нужно. Признак будущего короля. Великого короля!

— Я рада, мой принц, — выдыхает последняя королевская ведьма. Ей кажется, остатки сил уходят с этим выдохом. Она садится в снег. Холодный снег падает ей на лицо. Холодный снег. Горячие слезы.