Юрий Погуляй - В пасти льда

- Статуя... Та статуя! - выдохнул Фарри. Глаза моего рыжеволосого друга изумленно расширились. - Это она! В ней все дело!

- Статую продали в Приюте, - отметил Мертвец.

Фарри поник, а Дувал поморщился:

- Хватит ужасов! Мне хватило того гребанного ублюдка в гребанном ледовом лесу. Будь я проклят, но мне до конца моих скудных дней хватит сказок и мифов, жрущих моих людей! У меня на посудине вдруг образовался гребанный мятеж, и двое юнг, не отходивших в команде полгода, поливают грязью моих людей. Вот что я вижу!

Капитан ворчал, но верил нам. Где-то глубоко в душе - верил.

- Все ходы на третью палубы заперты, Гром. Юнги здесь. Шестерня там.

- Один он не смог бы все провернуть. Кто-то из гребанных механиков ему помогал. Но почему?! И как они собираются жить дальше?!

- На холодном складе их палубы достаточно припасов. Зато у нас нет энги, - отстраненно проговорил Мертвец.

- Мы заправили большого папочку и гребанный лайар. Топлива хоть залейся.

- В баках - да. Но все равно, когда мы сожжем все оставшееся на второй палубе - мороз нас прикончит, - мне показалось, что первому помощнику действительно плевать на такие перспективы.

- Ты думаешь, они дойдут до этого? - нахмурился Гром. Он повернулся к Мертвецу, вновь поежился. Могучего капитана била лихорадка, но Дувал старался не показывать ее перед нами. Он действительно не понимал, что его болезнь видна абсолютно всем.

- Либо они, либо Старик.

- Хватит, Мертвец! О, Темный Бог, чтоб ты подавился этими недоносками. Клянусь сердцем - я вернусь из этого похода и на пару лет осяду в каком-нибудь гребанном трактире. Уж сколько мне довелось увидеть в этой гребанной, мать ее, пустыне - а таких приключений моя задница еще не нюхала. И, мать ее, я чувствую, что это далеко не конец.

Дувал выглядел разъяренным и расстроенным одновременно. Больной, ослабевший бородач чувствовал, как теряет бразды правления. И, мне казалось, что он бы с радостью возложил свои обязанности на кого-нибудь другого. Лишь бы при этом пролилось не так много крови, как могло бы.

Я смотрел на непоколебимого Мертвеца, вспоминал могучего Старика и его вспышку ярости в столовой, много дней тому назад. Их вражда никуда не ушла... Никуда не делась, как никуда не делся Волк, Сиплый и Зиан. И все эти демоны оказались заперты в пределах одной замерзающей палубы, посреди ледяной пустыни.

Мне стало совсем тоскливо.

- А куда пропал Зиан? - спросил я.

- Вот! Вот! Я и хотел узнать, где он, потому и полез в вентиляцию тогда, а потом... - начал было Фарри.

- Заткнись, юнга. Этот ублюдок как слег, так и не появлялся нигде. Я думал, что он в каюте Балиара. Но судя по вашим гребанным сказкам да легендам - камнесоса нет в живых. И знаете - слава Темному Богу!

Мертвец покачал головой, соглашаясь с капитаном. Аргаст тяжело выдохнул, помассировал виски. Голос его понизился.

- Значит так, мясо. Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете. Это вам понятно?

Мы с Фарри торопливо закивали головами.

- Хорошо. Мне только истерик Старика не хватало, и так уже дошли до ручки. Мертвец?

- Да, капитан?

- Где, говоришь, резаки наши?

- На третьей палубе, - флегматично произнес первый помощник. - У Шестерни.

Гром поморщился:

- Оледенительно. Возьми кого-нибудь из морячков, обыщи склад. Не верю, что на этом гребанном корабле не найдется ни одного резака.

- А топливо?

- У нас на верхней палубе лайар, Мертвец. Ты совсем старый стал! Сольем оттуда, тоже мне приключение! Все будет хорошо, братцы. Все будет хорошо.

Аргаст тяжело встал, вновь громко перевел дыхание.

- Сейчас все наладим. Да, Мертвец? Наладим же.

Тот без капли эмоций на лице кивнул своем капитану.

- Не можем не наладить. Вон, бьется сердечко "Звездочки". А раз оно бьется, то и мы, мать его, должны жить. Ясно, гребанное вы мясо? Они без нас - покойники, править ледоходом нужно из рубки. Мы без этих гребанных бунтовщиков - тоже трупы. С них станется поломать машины, если что. Так что договоримся. Договоримся, ведь?

Дувал попытался бодро улыбнуться.

- Да, капитан.

- Вот и хорошо.

После разговора с капитаном мы вернулись в кухню пропахшую потом, сыростью и чадом сгораемых в печи дров. Я сразу заметил случившиеся перемены. Абордажники сдвинули свои топчаны так близко друг к другу, что лежак превратился в одну большую кровать, устеленную десятками шкур. У самой стены, полулежал Старик, окруженный верными штурмовиками. Волк, Сиплый, трое безымянных для меня бойцов... И Рэмси, усиленно делающий вид, что знать не знает никого из нас.