Айя Субботина - Шаманы крови и костей

От домыслов в голове сделалось туго. Миэ выпила еще вина и велела подать новый кувшин. Старик Родгер помалкивал, поигрывая ониксовыми шарами словно безделицей. Миэ же раз за разом возвращалась в Северные земли, пытаясь найти отгадки. Браконьеры, вырытые длинные лазы, с самого севера страны до ее южных границ, людоеды и тролли, которые двигались, послушные чьей-то невидимой воле. Северяне говорили, что они забирают всех, кому меньше тридцати. Зачем? И что за странные фигуры в темных плащах? Миэ никогда прежде не видела магии настолько сильной, чтобы от нее пробирало до холодного пота.

- Позволь поинтересоваться, госпожа. - Старик выждал, пока рабыни приберут остатки еды и скроются за дверьми.

Миэ знала, о чем тот будет спрашивать, кивнула на книги. Так случилось, что мастер волшебник увидел то, что она предпочитала скрыть до поры, до времени. Правильно ли будет рассказать ему о догадках? Миэ знала старика: он непременно расскажет отцу обо всем, а таремке хотелось приберечь свои находки в секрете. Отец не сможет утаить о румийцах, и обязательно вывернет ее открытия себе в пользу. Если черные маги Шараяны и вправду что-то затевают, тогда нужно прежде разузнать что. И теперь для поисков самое время: румийцы расслабились, не ищут подвоха, у их осторожности притупился нюх. Начни Тарем трезвонить о них всему Эзершату - румийцы спрячутся, отгородятся от мира заслонами родного острова. И, затаившись, станут вынашивать новый план, более совершенный. Пусть их планы придется отложит на десятки или сотни лет - из того, что Миэ услышала от Раша, румийцы научились не только выводить коросту, но и терпеть.

С другой стороны старик мог подсказать то, чего не знала Миэ. Но стоит ли риск призрачной надежды?

Видя ее сомнения, старик хрипло кашлянул в кулак.

- Я не видел прежде этих книг. Они на шаймерском написаны, или глаза меня обманывают на старости?

- Обманывают, Родгер, - Миэ выразительно посмотрела на него, всем видом давая понять, что свои догадки он вправе оставить при себе, но она соглашаться не станет. Отцу что угодно пусть доносит, если тот ему, конечно, поверит. Волшебница даже устыдилась вранья родителю. Правда, ненадолго. Время, когда она потихоньку таскала сладости и корила себя за это, миновали. В конце концов, отец сам наставлял: на третьем десятке лет всякий таремец должен позабыть про стыд и совесть.

- Душой-то я молод, - улыбался мастер-волшебник, поднимаясь из-за стола, - а вот глаза уже не те. И отчего бы богам не даровать нам вдове больше годов, эх-эх. Если я больше не нужен тебе, госпожа Миэ, так пойду. Меня в коморке занятные опыты дожидаются. Если смешать пополам печень жабы и толченый янтарь, да разбавить серебряной водой... Приходи, разучу тебя нескольким именным фокусам.

Старик подмигнул, и его дряблая кожа затряслась, будто под ней не осталось ничего, кроме черепа.

- Загляну, Родгер, - пообещала она. - Занесу ониксовые шары, поколдуй над ними, может, разгадаешь нужное слово.

- Только Эйраты умеют загадывать загадки, к которым отгадки быть не может, так, будто просят кошачье дерьмо прибрать с пола. - Родгер погрозил пальцем и направился к двери.

Отец вернулся только к вечеру следующего дня. К тому времени таремка успела надежно спрятать книги. Родгер колдовал над ониксовыми "глазами", и Миэ каждый день навещала его в мастерской. Старик, забавы ради, называл мастерскую "коморкой", хоть места, что отвел ему лорд Эйрат, хватило бы для конюшни на десятерых лошадей. Крестьянские хибары размером были меньше, чем "коморка" мастера-волшебника. Дела с шарами продвигались медленно: Родгер вычислял расстояние, на которое хватало магического проводника между ними, а про слово-ключ даже не заикался. В шутку, предложил Миэ сидеть над ониксами и перебирать вслух слова - вдруг, какое подойдет? А после прибавил: на всех языках Эзершата. "Не может простить мне, что книги утаила", - думала Миэ, и отвечала на шутки улыбками. Пусть злиться старый прыщ, хоть малая, а радость на исходе лет.

Едва Миэ узнала, что отец вернулся, она поспешила к нему. Вошла без стука, несмотря на старания рабыни-иджалки задержать ее. Господин устал с дороги, говорила она, неловко прыгая перед Миэ. Таремка оттолкнула иджалку и вошла.

Лорд Эйрат стоял у стола, опираясь на столешницу, словно боялся упасть. Вся его фигура кричала об усталости, Миэ видела, как подрагивают его ноги. Мужчина обернулся. Ни радости, ни недоумения на лице. Таремка догадывалась, что распорядитель отправил ему птицу с новостями, но это оправдывало отсутствие удивление. А куда же подевалась радость?