Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курпринц

— И что?

— Забыли, что стряслось в том замке?

— Дважды на одну воронку, — напомнил я, — ворон не падает. Все обойдется.

— Нет, — сказал он упрямо, — я поеду с вами. Мне и сэр Норберт снова напомнил.

— Еще бы, — сказал я. — Хорошо, но только с условием…

— Ваше высочество?

— Ты будешь звать меня Ричардом, — напомнил я, — или сэром Ричардом, как тебе удобнее, но не этим высочеством. Забыл, как мы встретились, когда ты всех встречных задирал насчет своей леди Коффаны?.. Уже не помнишь? Я тогда только-только стал паладином и на тебе первом испробовал умение заживлять раны.

Его широкое лицо расплылось в довольной улыбке.

— Это когда вы в пост совершили чудо, превратив порося в карася?.. Помню… Еще кого-то берем?

— Никого!

В этих краях следы давней катастрофы заметны отчетливо: отдельные пласты земной коры либо выше соседних, либо ниже, некоторые застыли с наклоном, зато нет глубоких ущелий, напротив — пласты после разлома повторными толчками сдвигало с такой силой, что края выдавливало наверх безобразными валами.

Мы двигались рысью, на такой местности не разогнаться даже на арбогастре, Бобик весело играл с нами в прятки между камней. Зигфрид все тот же могучий рыцарь, чистосердечный, открытый, слева у седла знакомый мне длинный треугольный цельнометаллический щит с затейливым гербом, хотя и чувствуется, как его подновляли и перерисовали десятки раз, после того как бронники выправят вмятины, чеканка носит явные следы сен-мариской изящности.

Некоторое время мы двигались бок о бок. Воспоминания о старых добрых временах нахлынули с такой силой, что я вспомнил о Сигизмунде, тогда мы вдвоем встретили Зигфрида, странствующего рыцаря, но сейчас Зигфрид уже не кажется мне таким ужасающе могучим, как тогда, это я сам взматерел, раздался, нарастил мяса на кости…

Из-за каменного гребня, похожего на спину окаменевшей ящерицы высотой с двухэтажный амбар, донесся глухой рев, полный ярости и раздражения. Бобик насторожился.

Зигфрид тут же взял в руку клиновидный топор на длинной металлической рукояти, любимое его оружие, хотя рукоять меча тоже с готовностью выглядывает из ножен и просится в ладонь.

— Сэр Ричард, — сказал он предостерегающе.

— Только взгляну, — ответил я. — А вдруг оно нападает на безоружных крестьян?

Он буркнул:

— Мужчины должны сами защищать себя и своих женщин.

Я хотел соскочить с седла, но Зайчик фыркнул и пошел наверх, ловко прыгая по камням. Гребень приближается с каждым шагом, за спиной Зигфрид спрыгнул и с руганью тащит своего коня в поводу.

С той стороны рев прозвучал громче. Гребень опустился, я увидел внизу в окружении острых скал на ровной каменистой земле ярко-красную пентаграмму с горящими черным огнем свечами по углам звезды.

Огромный зверь, похожий на мышь размером с быка, с раздраженным ревом бегает по кругу. В центре пентаграммы сидит, испуганно сжавшись в ком, обнаженная женщина с распущенными волосами, что закрывают ее тело чуть ли не полностью, а зверь время от времени с яростным рычанием бросается на незримую стену, царапает острыми когтями и пытается ухватить зубами, но та пока держится, и он носится вокруг, пытаясь отыскать место, где сумеет прорваться.

Зигфрид с пыхтением поднялся ко мне, глаза его расширились, а пальцы выпустили повод коня.

— Что за… тварь?

— Это ты о ком из них? — спросил я.

— Сэр Ричард!

— А что, — сказал я раздраженно. — Эта дура решила попробовать себя в колдовстве. Вот и допробовалась.

Зигфрид сказал торопливо:

— Надо спасти ее!

— Колдунья, — напомнил я строго.

— Но эта тварь ее в конце концов достанет! Такая защита не держится долго…

— А мы сожжем на костре, — напомнил я. — И такое сочное мясо превратим в пепел, нерационально. Так пусть хотя бы животное покушает. Смотри, какое худое!

Женщина увидела упавшую на нее тень, вздрогнула, но, рассмотрев нас, торопливо опустила голову на колени.

Зигфрид сказал решительно:

— Нет, сэр Ричард!.. Негоже оставлять в беде женщину! Пусть она даже трижды колдунья.

— Подумай о костре, — напомнил я.

— То будет завтра, — крикнул он, — а это… сегодня!

Он начал спускаться по косогору на ту сторону.

Я сказал в спину, чувствуя себя абсолютно правым, но от этого чем-то неполноценным и неправильным:

— Запрещать не могу и не буду, это твоя личная жизнь! Только учти, благодеяния не остаются безнаказанными даже среди мужчин, а уж женщина… Еще до костра она точно в ответ наведет на тебя какую-нибудь порчу.