Вероника Иванова: Вернуться и Вернуть

Двое конвоиров, сопровождавших осуждённого на место казни, подвели Шэрола к помосту, на краю которого сидит и беспечно болтает ногами судья и палач в одном лице. Причем, исключительно добровольный.

Надо сказать, моё присутствие в сём скорбном месте молодого графа не порадовало, но своё раздражение он оставил при себе, по всей вероятности решив в последние минуты жизни не тратить силы на перебранку с типом, который настолько неприятен, что…

– Доброго утра, граф! – приветствую от всей души, но лишнего своему вредному характеру не позволяю: улыбка даже не намечается.

– Вы намереваетесь присутствовать на… – начал было спрашивать Шэрол, но я отрицательно замотал головой:

– Что Вы, граф, что Вы! В преддверии празднеств в Виллериме можно найти куда более весёлые места, чем это.

– Почему же Вы здесь, а не в одном из упомянутых мест? – о, в молодом человек ещё теплится ирония? Похвально!

– Дела, граф. Неотложные и неприятные. Почти семейные.

– Семейные? А, Ваш дядя, как я слышал, возглавляет Академию… – Шэрол поспешил дать моему намёку своё объяснение. Ошибся. Ну и пусть, ему простительно.

– Надо же, Вы уже знаете! Какая неожиданность… И кто-то утверждает, что быстрее всего движется мысль? Глупцы! Ничто не сравнится с ужасающей воображение скоростью распространения слухов и сплетен!

Веду себя почище, чем придворный шут. Сам замираю от собственного нахальства и задора. Впрочем, мне тоже… Простительно. Первый в жизни экзамен, который я устроил себе сам.

Шэрол принимает мою шутку. Почти принимает. Сами посудите: когда в нескольких шагах поблизости скучает в ожидании меч, предназначенный для твоей шеи, повода для веселья нет. А значит, и мне пора чуть посерьёзнеть:

– Видите ли, граф… Мои дела отчасти касаются и Вас.

– Каким же образом?

– Помните, я говорил, что Вы ошиблись дважды? Первую ошибку мы с Вами уже, слава богам, разобрали по косточкам, осталась последняя… Ваша неминуемая смерть.

– Вы же сами сказали: «неминуемая»! – скривился Шэрол. – В чём же ошибка?

– В Вашем отношении к жизни.

Молодой человек нахмурился.

– Выражайтесь яснее, лэрр 3! У меня нет желания следить за хитросплетениями Ваших доводов.

– Охотно, – я спрыгнул с помоста и подошёл вплотную к графу. Конвоиры (подчинённые моего кузена, а не начальника тюрьмы) незаметно отодвинулись назад, чтобы не особенно мешать беседе. Шэрол не заметил их перемещений, но даже если бы и заметил… Разумеется, руки осуждённого были связаны за спиной. Думаете, я бы полез на рожон, не позаботившись о собственной безопасности? Тогда вы очень плохо меня знаете.

– Все мы когда-нибудь умрём. Кто-то раньше, кто-то позже. Кто-то в своей постели, кто-то в чужой… Но что бы кто бы ни говорил, мы сами выбираем способ уйти из жизни. Выбираем, быть может, неосознанно, но САМИ. Ваш выбор… глуповат.

– Какое Вам до этого дело?

– Никакого. Но каждый раз, видя, как по нелепым причинам гибнут достойные люди, я искренне сожалею. Не верите? Ваше право. Хотя, лично я не хотел бы наблюдать, как Ваша голова покатится по этим плитам.

Тусклые глаза Шэрола растерянно дрогнули.

– Но… почему?

– Не всё в этом мире может быть объяснено, граф. И не всё следует объяснять. Скажем, я могу изменить меру Вашего наказания… Вы примете МОЙ приговор?

– И в чём он будет состоять?

– Это не важно. Достаточно того, что Вы останетесь живы.

– Зачем? Для чего? Или… – он постепенно нащупал нужную мне тропинку выводов.

– Есть обстоятельства.

– Обстоятельства… – сухая горечь в голосе. – Белокурые? Синеглазые?

– И такие – тоже.

– Что она Вам пообещала? – ещё не огонь, но уже и не пепел.

– Кто? – насмешливо приподнимаю бровь.

– Не притворяйтесь, непонятливым! Что Вам пообещала Роллена в обмен на мою жизнь?

– Думаю, Вы и сами можете ответить на свой вопрос, – улыбаюсь уголками губ. Холодно и чуть насмешливо.

С бледного лица Шэрола стекают последние краски, а глаза темнеют от… От чего? От гнева? От злости? От горя? Я должен определить его эмоции очень точно, иначе…

Сверху доносится глухое карканье. Время поджимает: наступает миг последнего удара.

– Вы… Вы согласились на её… предложение? – бескровные губы почти шепчут.

– Это не имеет значения, потому что…

Сдавленный возглас сзади. Галеари проще – он стоит лицом к кованым дверям, через которые попал во двор. Я же поворачиваюсь, чтобы оценить трагическую красоту картины, к созданию которой и сам приложил руку.