Ариадна Везувиан - Ролевик - Плутовка

В течение этих двух недель моя самооценка опустилась примерно на уровень литосферы. Не было ни одного предмета, на котором я бы блистала... Но, надо признать и ни одного, на котором откровенно проваливалась. Однако, сидеть на истории среди десятилетних первоклашек мне было... Немного стыдно. И избавляться от этого я собиралась самым, что не наесть, естественным путём.

Ох, учительница явилась... Сейчас будет не до пустых размышлений.

В следующий раз я смогла очнуться от тотального впитывания данных только в очереди на раздачу еды. Рядом успокаивающе журчал голосок Эвелины, комментирующей все вокруг. М-да, а я ещё удивлялась куда делись эти две недели.

Получив свои порции корма мы отправились за дальний угловой столик, подальше от шумных компаний. Я пыталась наладить отношения с одноклассниками, честно. Но сходу этого сделать не получилось, сказалась стервозность местного населения и моё положение «выскочки», а для более глубокой обработки не было ни времени, ни сил, ни желания.

– Надо будет взять с собой охотничий костюм, – ухо выловило что-то информативное из всего потока речи. – Переодеваться придётся в общей раздевалке. Стыдобища-то какая!

Ага, это меня тоже в местных умиляет. Смотреть на обнажённое тело – хоть своё, хоть чужое – жутко стыдно, но половая жизнь даже и не думала угасать, обретая порой объёмы, немыслимые в нашем мире! Смотреть обнажёнку – стыдно, а гоняться как кроликам – благородно и угодно Природе.

Я окинула задумчивым взглядом всю столовую, ни на чём конкретно не фиксируясь. А всё-таки, королевские отпрыски если не другой вид, то другая раса уж точно. Хрупкое, кукольное телосложение девушек, и мощная, крепкая – парней. И ни одной крупной девушки или женоподобного мальчика, всё чётко и ясно. А уж красивы-то все как на подбор, незамутнённой арийской красотой. Словно вдруг исполнилась мечта Гитлера.

– Ты уже думала над тем, какие дополнительные занятия будешь брать? – спросила Эвелина.

Дополнительные занятия... Я кивнула, закусив губу. А вот с этим могут быть проблемы. Есть одно ощущение, не оставляющее меня на протяжении всей жизни, ни затихая ни на минуту: чувство непохожести на других. Я чужда этому миру, да и моему тоже. Я не такая. Это теперь заметно только в мельчайших деталях, в чуть заторможенной реакции, когда я пытаюсь подобрать правильную эмоцию из всего спектра, но это чувствуется. Может не на сознательном уровне, может не всеми, но... Друзей, настоящих, с которыми бы я могла общаться каждый день, у меня не было. Вроде бы я все делала так же как все, но они уходили. По разным причинам, чаще всего благовидным. И не глядя мне в глаза.

– Выбрала? – уточнила староста, так и не дождавшись ответа.

Я покачала головой.

А у меня есть мечта. Можно сказать, навязчивая идея. Даже не быть собой, об этом мечтать бесполезно, моё собственное тело не сможет одновременно выражать все мои эмоции, а просто быть СВОЕЙ. Чтобы люди, особенно те, кого я посмела посчитать своим другом, не смотрели на меня с недоумением, словно не узнавая... Чтоб в лицо называли сумасшедшей, а не прятали эту мыслишку где-то в глубине сознания, отдаляясь из-за этого ещё больше.

Куча друзей-приятелей. Строго лимитированное время общение, – я украдкой взглянула на Эвелину. – И она скоро почувствует, догадается. Остался месяц такого близкого общения, максимум два. Уйдёт, отдалится, сама не понимая почему. Единственным человеком, кто смог терпеть меня очень долгое время был брат. Даже родители предпочли согласиться преподавать в Южной Африке, лишь бы не приходить каждый день ко мне. Нет, конечно они меня любят. Те редкие недели, что они бывают дома, они искренне рады были меня видеть. Первое время. Потом вспоминали и вновь ужасались.

А брат был терпеливым, – я неосознанно погладила фенечку на запястье. – Казалось, он готов был выслушать меня всегда, в каком бы состоянии я не явилась бы домой: весёлая, грустная, пьяная, в истерике, в крови... Казалось бы, вот оно счастье, но... Он был для меня настолько чужим, насколько не смог стать ещё ни один другой человек, любой незнакомец казался мне ближе, чем он.

Только вот с местной компанией история совершенно иная. Для них я была чужой априори. Без родственников, без связей, с неизящной фигурой... Им я казалась настолько чужеродной, как джокер на шахматной доске, и это их отношение чувствовалось практически материальной холодной стеной между нами. Все попытки сломать её вели только к моему «замерзанию».