Пол Андерсон - Галльские ведьмы

Вдова, не желая отдавать детей в рабство, передала осиротевшее хозяйство Сикору, владельцу Маэдракума; так семейство Руфиния стало колонами Сикора. Они оказались привязанными к земле, обязанными подчиняться во всем своему господину, работать на него денно и нощно и сдавать ему больше половины урожая. Свое зерно они теперь были вынуждены молоть на его мельнице и по его цене. Прогулки по лесам остались для Руфиния в прошлом. Ему исполнилось тринадцать, и он наравне с остальными трудился в поле, да так, что каждый вечер его колени подламывались от усталости.

На следующий год старшая сестра Руфиния, красавица Ита, стала наложницей Сикора. По закону, разумеется, ее нельзя было принудить к сожительству, однако Сикор нашел методы убеждения — в частности, пообещал не поручать больше ее братьям самую тяжелую работу; и потом, для Иты это был путь на волю. Руфиний, обожавший сестру, ворвался в дом Сикора — и был побит и изгнан с позором. Вдобавок Сикор приказал затравить его собаками — закон позволял такое обращение с неблагодарными колонами. Его поймали и как следует выпороли.

Весь следующий год он выжидал и готовился. По окрестностям бродили слухи; деревенские мужчины в сумерках встречались на лесных опушках; вести передавались из уст в уста, чаще всего через бродяг, которые бесцельно блуждали по разоренным землям. Империя прогнила до основания, твердили они, франки-лаэты в Редонуме совершают человеческие жертвоприношения языческим богам, на побережье бесчинствуют варвары, а с востока движутся орды разбойников. Между тем жирные становились еще жирнее, а власть имущие обретали еще большую власть. Разве Христос не отверг богатеев? Разве не минул срок покорности, разве не пора отобрать у них то, что они когда-то забрали у бедняков? Близится, близится Судный день! Антихрист бродит по земле, и наш священный долг — противостоять ему. Праведные люди объединились в братство багаудов, то есть Доблестных…

Смерть Иты в родовых муках была последней каплей, переполнившей чашу терпения Руфиния. Он тщательно все обдумал и вскоре уже очутился в ближайшем лагере багаудов.

— Мы не были святыми… — Руфиний икнул — к тому времени он уже был изрядно пьян. — Уж поверь мне на слово! Среди нас попадались настоящие зверюги. Да и остальные были немногим лучше, честное слово. Но большинство — понимаешь, большинство — всего-навсего хотели, чтобы их оставили в покое. Мы желали только возделывать свою землю и собирать с нее свой урожай, и чтобы законы соблюдались для всех…

— Чем вы питались? — спросил Грациллоний. Он не отставал от галла, но на него, поскольку он был выше и крепче, вино действовало не так быстро.

— О, мы охотились. Точнее, сказать по правде — а скрывать мне нечего, — мы браконьерничали! Шныряли повсюду, хватали все, что подворачивалось под руку, грабили богатых, обирали купцов, но добычу делили по честному. Постепенно купцы, проезжавшие нашими дорогами, приучились платить мзду. Конечно, втихаря, чтобы никто не прознал; но как иначе им было уберечь собственные шкуры? А нам помогали — и сервы, и те немногие свободные землепашцы, что еще оставались. Они помогали нам, потому что любили.

— Любили? — Центурион постарался вложить в слово побольше сарказма. — Я сам вырос в деревне. Интересно, где ты встречал таких любвеобильных землепашцев?

— Мы сражались на их стороне, — заявил Руфиний. — Простая справедливость требовала от них помощи. Еды, одежды, прочего снаряжения… И потом, мы защищали их от бандитов.

Центурион пожал плечами. Он хорошо представлял, что это была за защита. Всякий, кто отказывался от нее, в один прекрасный день лишался дома, охваченного внезапным пожаром, или, того паче, расставался с жизнью.

Руфиний догадался, о чем он думает, и пробормотал:

— Они вправду любили нас. И продолжают любить. Как, по-твоему, я раздобыл этот наряд?

«Обаял кого-нибудь», — мысленно ответил Грациллоний. Чего-чего, а обаяния у этого юнца было в избытке. Стоит такому, как он, появиться в доме какой-либо уставшей от жизни женщины, она ради него в лепешку расшибется. А он знай себе скачет от одной к другой, как мотылек, с цветка на цветок перепархивает… Будь все багауды столь ловки, быть бы им грозной силой.

«Впрочем, — подметил внутренний голос, — Руфиний настолько чист и опрятен, насколько можно ожидать от человека в его положении, а это что-нибудь да значит».

Центурион решил перевести разговор на более насущный предмет.