Мария Шабанова - Одной дорогой

— С-сигвальд, дружище, — наконец изрек он, подняв на него взгляд. — Это было… Такого со мной еще никогда не было! Если б не ч-чертова рука… Я бы ого-го, знаешь?..

Оди был просто в восторге от произошедшего — это было видно по глазам, светящимся гордостью за свою удаль молодецкую. Сигвальду же не оставалось ничего иного, как порадоваться за друга, который начинал верить в собственную мужественность.

— Эй вы, двое!

От сарая, к которому только что кое-как приладили дверь, переступая через повалившийся на землю забор, к героям дня приближался рослый норрайец с факелом. Его длинные светлые усы развевались на ветру, огонь отбрасывал блики на лицо, резче выделяя морщины, залегшие между кустистыми бровями. Оди, видя сурового мужчину раза в два шире себя, по привычке постарался ретироваться с поля боя и уполз за Сигвальда. Теперь он продолжал сидеть в дорожной пыли, схватившись за сапог бывшего оруженосца и забыв о том, что ему полагается быть героем. Сигвальд же стоял, по своему обыкновению, скрестив руки на груди и пытаясь сохранять невозмутимый вид.

— Ну и наделали вы делов, — норрайец развел руками, показывая масштаб бедствия. — Но и гостей повеселили знатно — вон, до сих пор животы надрывают, как вспомнят ваши скачки. Не знаю кто вы и где успели так нажраться, но приглашаю вас в дом, выпьете за здоровье молодых.

После длинной паузы Сигвальд наконец произнес:

— Сигвальд. Из Ралааха. А это, — он поднял за шкирку друга, который с интересом выглядывал из-за его ноги. — Это — Оди Сизер. Вы не подумайте, он не дурак. Хоть и похож. Он просто инженер, ученый.

Что было дальше, Сигвальд запоминал в основном по регулярно произносимым тостам. Сначала пили за молодых, потом за родителей молодых, потом за грядущий урожай, потом Оди чуть не лишился зубов, проявив слишком бурный и настойчивый интерес к сидящей рядом девушке. Дальше пили за наступающее лето, за инженеров, за здоровье верховой свиньи… а дальнейшие воспоминания растворились в мутно-белой жидкости, скорее всего извлеченной из той же бочки, что и пойло Этерала.

— Сигвальд! Сигвальд, помоги мне!

Воин с трудом различал слова, тревожащие его слух. Вскоре он узнал голос Оди, который истерично и очень громко о чем-то вещал. Сигвальд хотел было сказать, чтоб тот заткнулся, но не тут то было — его язык присох к нёбу, в горле тоже пересохло и вместо слов из груди вырвалось какое-то нечленораздельное хрипение и шипение. Оди все не замолкал, его голос мучительно резал слух. Тогда воин решил кинуть чем-нибудь в нарушителя спокойствия, но и это ему не удалось — во-первых, он не нащупал вокруг себя ничего, кроме травы, мокрой от росы, во-вторых, даже если бы под руку что-нибудь подвернулось, то он бы не смог швырнуть этим в голосящего инженера из-за ужасающей слабости.

Открыв глаза, Сигвальд почти сразу пожалел, что это сделал. Сначала он увидел Оди, который находился в таком же положении, как и в день их знакомства — мерно покачивался на балке, подвешенный за ремень штанов. Когда Сигвальд попытался вспомнить последние события вечера, то почувствовал только сильнейшую головную боль. Он схватился за голову и глухо застонал, сильно сжимая виски.

— Ах вы ж пьянь подзаборная, — услышал он звонкий голос Асель. — Не успела оставить одних, так они уже нажрались! Ну как дети малые, честное слово! Ну ладно Оди, ему только пробку понюхать — он уже хороший будет, но ты-то, Сигвальд! Сколько ж надо было выпить?

— Асель, не надо, прошу тебя, — прохрипел он жалобно.

— Как же не надо? Надо! Ты идиот! Ты хоть понимаешь, что мог такого натворить, что не расхлебал бы потом? А если б ты селянам не понравился и они б тебя на вилы подняли, тогда что?

— Сигвальд, сними меня немедленно!

Оди дрыгал руками и ногами и напоминал рыбу, вытащенную из воды. Сигвальд с тоской смотрел на него, понимая, что сейчас придется встать, но пока не двигался с места. Впрочем вставать и не пришлось — от чересчур активных телодвижений Оди ремень соскользнул с балки и инженер приземлился на траву носом вниз.

Когда он встал, Асель критично осмотрела его с головы до ног. Свою куртку он забыл где-то еще вчера, и сейчас по состоянию его тела можно было восстановить картину вчерашнего вечера. Кровь из глубоких царапин кое-где размазалась, кое-где запеклась каплями, к давнишнему синяку на ребрах прибавилось еще три длинных отметины на спине, губа была разбита.

— Оди, будь другом, принеси воды, — прохрипел Сигвальд, видя, что инженер уже стоит на ногах.