Мария Шабанова - Одной дорогой

— Мама… Маменька, зачем вам метла?.. Ай! Ма… ма… маменька, успокойтесь!

Привлеченный звуком и словами про сыщика, паж зашел во двор, и остался ждать у калитки, не решаясь пройти дальше. Как раз в этот момент во двор вылетел молодой человек в одном исподнем, нагоняемый своей матерью, которая ловко охаживала его метлой по бокам и спине. Видя, что нет никакой возможности избежать метелочных ударов, парень, закрывая голову руками, безуспешно попытался залезть под крыльцо, и теперь терпеливо сносил побои и нелестные эпитеты, которыми награждала его матушка.

Лайхал стоял в нерешительности, почесывая затылок и не зная, вмешаться ему или подождать конца экзекуции. С одной стороны, он помнил, как рыцарь тысячу раз повторил, что письмо доставить надо как можно скорее, с другой — эта немолодая женщина в сбившемся чепчике, сереньком платье и развевающемся переднике, вооруженная метлой, вселяла в него страх.

Пока он думал, что же ему делать, женщина обернулась и, заметив юношу, кинулась на него с криком «А ты, бездельник, что здесь околачиваешься?!» и начала тыкать в него своей метлой, пытаясь вымести его на дорогу.

— Ай! Перестаньте меня бить! — жалобно скулил паж. — Я от алтургера Кеселара! — выкрикнул он наконец единственно полезную фразу.

Мгновенно прекратив истерику, женщина сначала отступила на пару шагов, потом подняла слетевшую с пажа шапочку, отряхнула ее и вручила юноше. Потом смахнула пыль, оставленную метлой на одежде пажа, и, удовлетворенная собой, отступила снова, вытянувшись по стойке смирно со своим оружием, как солдат с алебардой, причем выглядела она не менее грозно.

Опасливо покосившись на нее, Лайхал обошел «маменьку» бочком, и приблизился к парню, только что поднявшемуся с земли и заправлявшему рубашку в портки. Он был небольшого роста, ладно сложенный, его типичные для норрайцев золотистые волосы чуть ли не светились на солнце.

— Вы Анвил Понн Месгер?

— Да, это я…

Не успел он подтвердить свою личность, как женщина снова заголосила:

— Ой-ёй-ёй! Я ж тебе, дураку, говорила — иди в дровосеки, али к кузнецу в ученики! Но кто же маму родную будет слушать! Вот сейчас как заберут тебя на войну, как убьют в первой битве, так будешь знать!

— Боюсь, маменька, тогда я уже ничего знать не смогу, — буркнул Анвил.

— Ах ты ж стервец, издеваешься над старой больной женщиной! — она снова замахнулась метлой на сына, но паж остановил метлу в полете, опасаясь, что избиение будет длится, пока маменька не устанет.

— Угомонитесь, пожалуйста! Я просто принес письмо вашему сыну! — сказал он, доставая из-за пазухи уже изрядно помятый лист бумаги, на котором красовалась сургучная печать Кеселара.

Пока Анвил читал послание, его глаза буквально расцветали от радости, в то же время лицо матери приобретало все более подозрительное выражение. Дочитав до конца, сыщик перечитал его снова, как бы не веря своим глазам. Но удостоверившись, что все правильно, он крикнул: «Я берусь! Берусь!» и на радостях чуть не обнял Лайхала, который принес ему радостную весть. Получив от него мешочек с монетами, Анвил хотел было скрыться в доме, но на пороге столкнулся со своей бабушкой, которая навела ужаса на бедного пажа — древняя как мир, но полная энтузиазма и жизненных сил старуха стояла в дверях с ухватом наперевес.

— Вы чего тут носитесь, как оголтелые? — дребезжащим, но грозным голосом вопрошала она. — Как дело делать, так нет вас, а как по двору носиться — так это пожалуйста!

— Ничего-ничего, бабуся, все в порядке, — прокричал ей на ухо непутевый внучок, безуспешно пытаясь отобрать грозное оружие.

— А? Шо?

— Да ничего! — орал Анвил, мягко просачиваясь мимо нее в дом.

Недовольно пробурчав что-то по поводу того, что молодежь совсем распустилась, она бросила укоризненный взгляд на свою дочь и поплелась обратно в дом. Мать Анвила стояла растерянно, опираясь на метлу.

— А что там такого в письме написано-то? — спросила она у пажа.

Лайхал пожал плечами, а женщина сделала такой вид, будто он сказал ей, что не знает, какой вчера был праздник. Видимо, с этого момента паж потерял доверие этой почтенной норрайки, тем более, что оно и так было невелико. Умудренная жизненным опытом женщина безошибочно узнала в пятнадцатилетнем мальчике помесь норрайской и саметтардской крови и все больше убеждалась в своих догадках, разглядывая его черные, как смоль, волосы и ярко-голубые глаза, в глубине которых таилось тщательно скрываемое нахальство и решительность. «Вот же волчонок, полукровка… за ним глаз да глаз, а то дашь палец — откусит руку, знаю я таких», — фыркнула она, недоверчиво поглядывая на пажа.