Олег Аксеничев - Дорога на Тмутаракань

— Нет! — вскинулся араб с безумными глазами. — Нет!

— Почему? — осведомился Миронег.

Затем с его губ сорвалось несколько слов, причудливых, как время или любовь.

Любовь убивает, так говорил недавно Миронег священнику Кириллу. И слово тоже обладает силой смерти.

Возможно, против оживающего зла знания хранильника слабы, но Абдул Аль-Хазред был только рабом Неведомого бога. Он не успел даже броситься на возникшего из ниоткуда врага, слово остановило его, как каменная стена, и иссушило, как летнее солнце пруд. Араб захрипел, вздрогнул и рассыпался мириадами песчинок, став тем, кем он должен был быть уже несколько лет, — грязным облаком песка и пепла.

— Прах есть и в прах возвращаешься, — проговорил Кирилл.

— Не все так просто, — заметил Миронег и шагнул к идолу, занеся меч над головой.

И окаменел.

Паломник, стоявший на коленях у стены святилища, увидел, как Миронег взмахнул мечом.

Но он направлял удар не на каменного идола.

На его месте, огромный и величественный, возвышался Тот, кого не принято называть по имени. Темный, широкоплечий, с яркими светящимися зелеными глазами, зрачки которых, по образу змеиных — символично! — были не кругами, но щелями. Лезвие меча было короче когтя на самом маленьком пальце на лапе чудовища. И хранильник, такой мудрый и уверенный в себе, стал вдруг жалким и смешным, как впавший в истерику самоубийца.

И паломник уверовал.

Он, приехавший в Тмутаракань за платом Богородицы, посвятивший жизнь служению Господу, с момента взросления искал силу, к которой не страшно было прикоснуться, получить защиту. Кто мог быть сильнее Господа? Паломник не мог ответить на этот вопрос и стал христианином. Его соотечественники говорили иначе, утверждая, что есть иная сила, не слабее божественной. Но если так, отчего же тогда лукавому не строили храмов? Теперь он знал ответ на этот вопрос. Где мастер, способный воздвигнуть здание такому величию? Где умелец, осмелившийся бездушный камень превратить в статую, хоть как-то отражающую реальное могущество и власть?

Даже здесь, в убогом святилище, лишенном потолка, где покровом было только ночное низкое небо, затянутое облаками, противник Господа подавлял. Как назвать его? Левиафан, чудовище из бездны? Люцифер, звездой промелькнувший по утреннему небу? Или просто — Зверь, чье число сочтено, но не познано, ибо ум человеческий не может понять абстракцию, оттого среди математиков столько безумцев...

Сила и власть Господа и его противника равны, но Бог ушел из этого мира, оставив его на милость врага своего. При равной силе Люцифер был ближе, а значит, сильнее — ему и служить, ему и поклоняться!

Служить, следовательно, и помогать.

Оглянись Миронег, он бы узнал паломника. Им был тот самый болгарин Богумил, спасенный хранильником несколько ночей назад от объятий чересчур назойливой служанки-суккуба. Но Миронег не оглядывался; опасность была перед лицом, зачем смотреть в другую сторону?

Не смотрел назад и священник Кирилл. Он не понимал, отчего перестал двигаться Миронег. Испугался? Полно, способен ли языческий служитель на человеческие чувства? Околдован? Он, наделенный такой страшной колдовской силой, что от единого его слова люди рассыпаются в прах?

Так Кирилл и думал, когда сильный удар по затылку лишил его чувств.

Миронег оказался перед невидимым, но прочным препятствием, не пропускавшим к постаменту, где высился окровавленный идол. Более того, незримая стена не пускала и обратно, не позволяя шевельнуть ни рукой, ни ногой.

В движении же была жизнь. Миронег не чувствовал, но понимал, что неведомая тварь, пробивавшаяся сквозь камень идола на свободу, способна убить его прямо так, на расстоянии. И уже начала это делать.

— Тяжко? — услышал он спокойный голос сзади себя.

И тотчас он почувствовал, как крепкие ладони осторожно, но сильно отрывают его от невидимой ловушки, едва не ставшей его могилой.

Миронег обернулся и увидел пронзительные глаза и едкую усмешку под густой черной бородой своего старого знакомого.

— Князь Черный?

— Я же говорил — не ходи в Тмутаракань, — огорченно сказал давно умерший основатель Чернигова. — Говорил, но ты не послушал...

— Я сам себе господин!

— Хорошо ли это? И удобно ли?

Князь Черный покачал головой.

— Нет покоя даже после смерти, — пожаловался он. — Все то же — бои, кровь и гибель...

Князь помолчал, оглядываясь. Миронег, невольно проследовав за ним взглядом, удивился про себя, не заметив нигде священника Кирилла.