Олег Аксеничев - Дорога на Тмутаракань

Но жизнь наша не что иное, как набор случайностей и нарушений канонов, не так ли, читатель? Если нет, то прости, не смею навязываться в твою компанию, где, наверное, одни везунчики да победители, не такие, как я, грешный.

Через провалы, которыми ощерился редкий частокол, — странное сочетание, но верное, что ж поделать! — по куманам Кончака прыснули стрелы. Римовские лучники били экономно, но тщательно, ссаживая с седел зазевавшихся и потерявших осторожность степняков. На погибших падали зажженные, но так и не выпущенные стрелы, и скоро из высохшего рва потянуло сладким смрадом подгорелого мяса.

— Назад! — закричал кто-то из солтанов, упредив хана.

И половцы, недовольно и рассерженно воя, повернули коней прочь от маленького, но злого города.

— Как назад? — растерялся Абдул Аль-Хазред.

Это противоречило его желаниям и, что куда хуже, — это шло вразрез с приказами его господина. А Старый Бог был хозяином требовательным и беспощадным.

Назвался слугой — выслуживайся, рабом — так работай.

И Аль-Хазред разомкнул узкие губы.

— Йяа Азатот! Тханг ффранг! Шлаамн Хастуринн-раав!

Слова всеми забытого языка лились легко, как впитанные с молоком матери. Отвердевая, они сплетались с ветром и водой, травой и ветвями деревьев. С ними оживали древние боги, и слово становилось богом, а бог напитывался энергией слова.

— Обходи посад! — крикнул Кончак, для наглядности махнув в нужную сторону рукой. — К надвратной башне! У них не может быть много лучников, там безопаснее!

Надвратная башня Римова была низкой и потемневшей от времени и непогоды. Покосившиеся ворота, разумеется, оказались заперты, но видно было, что они готовы раствориться от первого же доброго удара, и не тарана даже — ноги. Городницы — деревянные срубы, заполненные землей, которые простецкие жители Римова искренне считали городскими стенами, проросли во многих местах травой, об обмазке бревен известью либо глиной и речи не было. Огню с половецких шерширов было где разгуляться.

Удары наконечников стрел о дерево зачастили, как шаманская колотушка по бубну. Пламя занялось у ворот сразу в нескольких местах, и редкие защитники города не могли залить пожар, страдая от вонючего чада и в не меньшей степени от прицельной стрельбы куманов.

— К воротам! — прогремел голос Кончака.

И сам хан, подавая пример, спешился и побежал к надвратной башне, размахивая палицей. За ним хлынули солтаны и простые воины, кто с булавой, кто с боевым топором, а кто и просто с саблей, совершенно бессмысленной в схватке с деревом. Оставшиеся в седлах участили стрельбу, не столько целясь, сколько заливая защитников города потоком стрел.

Но город пал раньше, чем его ворота.

У городницы по правую сторону от башни на миг сгустился воздух, полыхнул алым, словно в кузнечной кринице, и тяжестью стального молота обрушился на покосившиеся срубы. Бревна, не выдержав удара, раскололись с визгливым хрустом, разметав во все стороны острые обломки и покалеченных защитников. Земля изнутри стен на миг взметнулась кверху грязным персидским ковром, чтобы рухнуть вниз и засыпать жертв катастрофы тонким слоем, явно недостаточным для погребения.

Половецкий лучник с недоумением рассматривал свое оружие. Его напарник, оскалив желтоватые неровные зубы, цветом совпадавшие с редкими усами, робко пробивавшимися над верхней губой, продолжил мысль:

— Один выстрел — и стена рухнула! А ну-ка, давай еще!

— А вот, погляди!

Шершир занялся от факела и полетел по левую сторону от башни. И, словно в насмешку, там вновь сгустился алый воздух, и вторая городница с шумом и пылью повторила судьбу товарки.

— Тэнгри великий!

Напарник лучника больше не смеялся.

В «Семи сокровенных книгах Хсана» Аль-Хазред прочел однажды, какой ценой приходится расплачиваться за помощь древних богов. Телесные муки и посмертное проклятие были в том списке в самом начале, как знак благоволения судьбы. Но араб не боялся. И не потому, что был безумен и не мог оценить происходящее, как нормальный человек. Просто рабу Безымянного бога, восстановленному буквально из собственного пепла, бояться было нечего.

Отсутствие страха усиливает требовательность.

Аль-Хазред не довольствовался тем, что древние боги расчистили ему путь в город, где хранилась главная страница магического «Некрономикона», дарующая власть над главными заклинаниями, записанными кровью по коже, содранной со спины раба-смертника. Араб хотел, чтобы его навели прямо на нынешнего хозяина листка, за которым он охотился много лет.