Эрик Гарднер - Око Эль-Аргара

Гарлин снял веревку, связывающую руки мальчика, осторожно спустил с седла и занес в дом. Под покатым потолком, в причудливом переплетении балок и полуарок, зажглись волшебные огоньки, наполнив просторное помещение теплым золотистым светом. По левой стене шли стеллажи, заставленные книгами, справа стояло несколько сундуков. Ближе к центру, в самом широком месте «корабля», располагался каменный очаг. Дальше у левой стены приютились кухонный стол и несколько шкафов со съестными запасами, лекарственными травами и кореньями. Напротив очага — два кресла для гостей и оттоманка, на которой Гарлин любил читать или предаваться размышлениям.

Маг прошел дальше, отодвинул плетеную ширму, за которой в дальнем конце на самом «носу» располагалось ложе мага, убранное лоскутным льняным покрывалом — тоже подарком, но уже от иберов. Положил мальчика. И присмотрелся к нему внимательнее. Кожа на лице бледна, но явно от рождения, а вовсе не из-за того, что мальчик находился без сознания. Волосы темно-русые, с легкой, едва заметной рыжиной. Черты лица утонченные, явно выдававшие непростое происхождение. Раньше в крепости напряженные, а теперь умиротворенные, словно их обладатель всего лишь спал. Гарлин покачал головой и перешел к осмотру одежды. Рубашка из плотного шелка, показавшаяся Гарлину в руинах черной, оказалась темно-синей, а сшитые из превосходной выделки замши штаны — темно-коричневыми. Но подпоясаны они были поясом с простой медной пряжкой. Еще под рубашкой обнаружилась маленькая холщовая сумка, перекинутая через плечо. В ней Гарлин нашел мужской перстень с крупным сапфиром в обрамлении мелких бусин гематита и небольшую записную книгу. Маг полистал страницы, испещренные мелким торопливым почерком и зарисовками каких-то механических деталей. Однако руны Гарлину оказались незнакомы.

Подумав, он спрятал сумку со всем ее содержимым в один из своих сундуков. Затем взял несколько мешочков с лекарствами и вернулся к мальчику. Распахнул рубашку. Рана перестала кровоточить. Гарлин поднес к носу мальчика смоченную в настойке травы тряпицу.

Но вовсе не для того, чтобы попытаться привести того в чувство. Наоборот, чтобы сделать сон еще крепче. Подождав пару минут, Гарлин посыпал около раны порошок, затем брызнул водой. Порошок зашипел, разъедая кожу, и через несколько мгновений знак хаоса превратился в ровный круг раны. Гарлин промыл ее от порошка и крови отваром из трав и вновь обработал чудодейственной мазью. Укрыл мальчика тонким шерстяным пледом и ушел на оттоманку, где ненадолго задремал.

Над деревней сгустилась ночь. С гор дул холодный ветер, предвещавший скорую снежную зиму. Он проскальзывал в дом через щели у затянутых бычьими пузырями окон, пробирался сквозь старую ослиную шкуру, лохмотья, добирался до кожи и вцеплялся в нее острыми, как ледяные иглы, зубами. Девочка подтягивала колени к груди, сжималась в комок, пытаясь согреться, натягивала вонючую шкуру на голову. Но согреться не могла. Ее била дрожь, зубы отбивали дробь чуть ли не громче кастаньет бродячих актеров, а живот сводило от голода. Она бы предпочла спать на улице на сене с собаками. По крайней мере, от них можно было бы согреться. Но последнюю собаку они съели неделю назад... С тех пор как умерла ее мать, а отчим привел в дом новую жену, все пошло не так. Сначала на скот напал мор. Затем год за годом пропадал урожай. Некогда зажиточное селение превратилось в прибежище бедняков. Кто-то ушел раньше, чем все скатилось на самое дно, и наверняка не прогадал. Но оставшимся пришлось худо. Теперь им наверняка не пережить эту зиму. Из глаз девочки от холода катились слезы. Ей казалось, что если она ничего не сделает, ей не пережить и этой ночи. Она соскользнула с жесткого ложа, прокралась через общую комнату, захватив лучину, в чулан — некогда комнату ее бабушки. Теперь же здесь валялся всякий бесполезный хлам: сломанный плуг, покрывшиеся плесенью огромные жернова со сгоревшей мельницы, разбитая посуда, растрескавшиеся и полусгнившие, давно пустые лари. Она пробралась через завалы в угол комнаты, воткнула лучину в щель глиняной стены и, ломая ногти, стала скрести земляной пол, пока не добралась до каменной плиты. Из последних сил она отодвинула ее. В слабом свете сверкнула бронзовая пластина с какими-то письменами, под которыми стоял странный знак — восемь направленных во все стороны света стрел. Ладонь девочки легла на мягко мерцающий металл. Когда-то она подсмотрела, как у этого загадочного знака молилась ее бабушка. И после этого все всегда налаживалось. Только однажды селяне схватили бабушку и сожгли на костре, называя проклятой ведьмой...