Роберт Асприн: Смертоносная зима

— Нет, не на улицу… — покачал головой Снэппер Джо. — Она сказала, теперь ничто не должен проходить сквозь щит у дома. Если мертвый тварь только попробует, ее ждать место похуже, чем здесь!

Истлевшая голова повернулась, и Джилле показалось, что она увидела грусть в пустых глазницах. Затем существо поникло и затопало вниз по скрипящим ступеням.

Когда оно скрылось в подвале, Джилла шумно выдохнула, прочищая нос от вони. Она почти забыла, что в этом доме было общество похуже Снэппера Джо.

— Итак, ты хочешь, чтобы я стала твоей мамой? — мрачно спросила она.

— Мама даст мальчик свежее мясо! — залопотал изверг, и Джилла сглотнула позывы тошноты. Она видела, как ведет себя за столом Снэппер Джо. Его привычки не были эстетичными. Стоило ему напиться крови, как изверг превращался в бездумную пожирающую машину.

Бездумную… В голове у нее зашевелилась какая-то мысль. Задумчиво глянув на Снэппера Джо, она вновь принялась медленно мести пол.

Словно пробуждающееся ото сна животное, река Белая Лошадь несла свои воды, разливаясь между деревьями в обе стороны от верхнего брода, ее переливающиеся щупальца, преодолев Главный Путь, уже достигли улицы Красных Фонарей. Переулки Подветренной скрылись под водой, а Болото Ночных Тайн превратилось в озеро.

Вода бурлила на топкой земле у рыбацкого ряда, точно вор, дергая маленькие лодочки, привязанные к берегу. Жившие на Набережной купцы выбивались из сил, спасая свой товар, и дрались из-за повозок, на которых можно было отвезти его на более высокое место. На Караванной площади вода скапливалась в грязные лужи. Река отчаянно ревела там, где ее сковывали высокие берега, и яростно била в опоры моста.

Вода была в городе всюду. Она барабанила по черепице и дранке — крыши, которые и до того были довольно ветхими, превратились в решето. Подмывала глинобитные стены, и те начали обваливаться. Разливалась по улицам, переполняя сточные канавы и вынося на поверхность скопившуюся за многие годы грязь. Вода отвоевывала квартал за кварталом, стремительно унося захваченную добычу к зияющим жерлам сточных труб, чей гулкий рев вскоре превратился в постоянный аккомпанемент барабанной дроби дождя.

Вода несла дохлых крыс и предметы покрупнее: трупы, считавшиеся давно захороненными, обломки сгнившего дерева, колеса повозок, сломанная утварь, ножны наемника, драгоценная куча тряпья нищего — все становилось частью потока. Время от времени там, где в подземных трубах укоренились мертвенно-бледные водоросли или где дорогу потоку преграждали обвалившиеся кирпичи древних построек, мусор застревал, и каждый предмет ловил и задерживал все новые и новые до тех пор, пока вода уже не могла нести его дальше и отступала в город.

Вода, поднявшаяся из сточных труб, шедших под Лабиринтом, схлынула назад и залила один из туннелей, ведущих на территорию дворца. В то же время поднявшиеся воды реки нашли спасение в отводном туннеле, заканчивавшемся около брода. Эти потоки встретились и столкнулись. Часть их хлынула в катакомбы под улицей Красных Фонарей, а другая медленно и неуклонно начала просачиваться в туннель, выходивший в подвал дворца.

Вода потекла в подземную темницу, незамеченная никем, кроме нескольких несчастных, заточенных там. Но когда она достигла той части дворца, которая была переоборудована в детскую для Детей Храма — Гискураса, Артона и их приятелей, дело приняло иной оборот. Буря, вызванная чужеродным колдовством, и затопление их комнат были не просто угрозой, это было оскорблением.

Гискурас вскрикнул. Аргон, чье лицо потемнело оттого, что внутри него ожил личный демон, завопил еще громче. Остальные дети, имевшие сомнительную честь быть их товарищами, съежились и заплакали. Альфи, совершенно растеряв то превосходство, которое, казалось, он имел, будучи старше других детей на два года, словно пиявка прилип к Ванде, а Латилла закрыла лицо руками и стискивала пальцы каждый раз, когда шум усиливался.

Сейлалха в отчаянии выкрикивала распоряжения Ванде, а няньки неистово суетились, перетаскивая детей и кроватки в игровую комнату под крышей сада, в то время как небо над дворцом вторило эхом гневу Детей Бури. Гискурас, схватив вазу, подарок царского посла, швырнул ее об пол; Артон разбил о стену деревянную лошадку. За окном трещали молнии, ударяя в крыши домов, к счастью, слишком мокрые, чтобы гореть.

Противоборствующие ветры вносили сумятицу в стройные ряды туч, сотрясали стоявшие на якоре бейсибские корабли, срывали с крыш черепицу и выворачивали деревья. Люди, до того наблюдавшие за прибывающей водой со все возраставшей тревогой, теперь просто дрожали от ужаса.