Людмила Горобенко - Предназначение

Мы вспрыгнули на крышу ближайшего дома и понеслись к окраине города по плоским крышам, разгоняя кошачьи парочки, которые с громкими воплями разбегались при нашем приближении.

Темное южное небо едва посветлело на востоке, когда мы поднялись на плато Джабал-Шамс, с высоты которого открывался величественный вид на глубокий и извилистый каньон. Горные отроги лежали перед нами, играя оттенками разных цветов: серого и светло-коричневого, зеленого, темно-розового и почти красного. Легкие полупрозрачные облака, проплывая низко над землей, укрывали горы тонкой бело-розовой вуалью.

Вокруг не было видно ни одного селения или тропы, ведущей к нему. Все говорило о том, что мы находимся в самом недоступном и необитаемом месте горного хребта. Изам осмотрелся и, удовлетворенно хмыкнув, побежал к темнеющему неподалеку склону. Я последовал за ним.

Остановившись около темного провала, Изам сказал:

— Там глубоко, будь осторожен, — и прыгнул в черную тьму. Я последовал за ним.

Встав на дно пещеры, я посмотрел вверх: очень высоко, едва заметно, бледным пятном виднелся провал. Пещера была огромной. Стены из светлого камня, поднимаясь, сходились над головой в округлый свод. Откуда-то слышался шум подземной реки. Его эхо, отражаясь от каменных выступов, множилось и, бесконечно повторяясь, наполняло неповторимыми звуками подземный храм природы.

— Пойдем, нам сюда, — Изам рукой показал на причудливую каменную колонну и повернул за нее. Я последовал за ним. Мы шли довольно долго, перелезая через многочисленные преграды и обходя сталактиты и сталагмиты, которые почти соединялись друг с другом и придавали пещере неповторимый вид. Наконец, за очередным поворотом показались признаки жилья. Стены и пол пещеры были выровнены, их покрывали драгоценные персидские и индийские ковры. В нишах, высеченных в скале, стояли статуэтки и вазы древних арабских, китайских и греческих мастеров. Видимо, выражение «не в богатстве счастье» было не в чести у этого мудреца.

В конце пещеры висела красивая циновка, скрывавшая вход в покои Мудрейшего.

— Побудь здесь, — попросил Изам и проскользнул за циновку.

Через минуту он появился и позвал меня за собой. Мы вошли в небольшую, богато убранную пещерку. На полу, устланном персидскими коврами, с ворсом, в котором ноги утопали по щиколотку, среди многочисленных подушек и подушечек сидел Мудрейший.

Он был невысок, плотного телосложения, в белой одежде арабов и теплом пестром халате, с красной чалмой на голове.

— Я приветствую тебя в моем доме, де Морель. Пусть пошлет Аллах мир сердцу твоему и удачу в делах твоих, — произнес Мудрейший и указал на гору подушек, приглашая сесть.

— Благодарю, о мудрейший из всех живущих ныне, — склонился я в почтительном поклоне и прикоснулся рукой к своей груди. — Пусть беда и бедность никогда не найдут дороги в твой дом. Прими от меня сей дар в знак моего безграничного восхищения твоей мудростью. Слухи о ней разносятся по земле быстрее лани, — и протянул шкатулку из сандалового дерева, доверху наполненную крупным жемчугом.

— «Подумав как следует, мысль излагай, а стен без фундамента не воздвигай», — произнес мудрец изречение персидского поэта-моралиста Саади Ширади.

— Я пришел, чтобы услышать твой совет, где искать первородных вампиров.

— «Тот, кто дает упрямцу совет, сам нуждается в совете», — мудрейший продолжал цитировать Саади.

— Он мой враг.

— «Самое большое зло, которое может сделать нам враг, это приучить наше сердце к ненависти», — это сказал ваш французский мудрец Франсуа Ларошфуко. — Мудрейший наклонился и внимательно посмотрел в мои глаза.

— В моем сердце нет ненависти, оно не способно ее чувствовать. Но я должен уничтожить его: он сеет зло.

Мудрец откинулся на подушки и произнес почти равнодушно:

— Овидий сказал: «учиться дозволено и у врага». Он хочет, чтобы ты мучился и искал его.

— У меня нет желания ждать, когда он сам придет ко мне.

— У Саади есть: «И зноем дня не будет опалён тот, кто в терпенье закалён».

— Но у него есть и другое: «Кто злому поможет, тем самым, поверь, он людям готовит немало потерь».

— Да, но он же и говорил: «Что наспех делается — недолго длится». Отправляйся в Индию, к шаману Самадхи.

Мы с Изамом неспешно спускались с горы Шам. Я думал о том, что не нужно быть большим мудрецом, чтобы вести беседу чужими изречениями. На что убил свои столетия этот «мудрец»?

Изам спросил: