Александр Больных - Руки вверх, мистер гремлин!

— Понимаешь, — сказал я, — мы должны обеспечить взлет «Вихря» любой ценой, иначе рухнет еще одна космическая программа. Мы обязаны разрушить происки врагов. Мне страшно не хочется думать, что произойдет, если… — Незаметно я перешел на язык генералов. Мундир так влияет или еще что-то?

Зибелла всем своим видом показал, что ни секунды не сомневается в успехе.

— Нам придется захватить с собой Ерофея.

Горностай удивился. Это зачем?

— Ерофей — один из лучших специалистов по проискам и козням. Возможно, ему придется лететь на орбитальные станции, потому что я уверен — враг не ограничится диверсиями на земле. Нам придется схватиться с ним и в космосе!

Зачем же для этого нужен домовой? Зибелла наотрез отказался понять необходимость такой поездки.

— Временами ты меня просто поражаешь, — упрекнул я его. Ведь на станции люди живут. А раз живут — значит это дом. А раз дом

— его должен кто-то охранять. А кому охранять, как не домовому?

— Меня просто зациклило на звуке «а», но остановиться я уже не мог. — А Ерофей — домовой современный, развитой, любознательный. Не откажется слетать.

Зибелла считал как раз наоборот.

— Прикажу, — отрубил я. — Генерал я или не генерал? Властью, данной мне правительством, мобилизую вас обоих на военную службу. Тебе определим на должность собаки-крысолова.

Зибелла икнул и свалился на пол. Я же говорил, что временами он бывает слишком эмоционален.

— Встать, рядовой Зибелла!

Горностай раздраженно зашипел и повернулся ко мне хвостом.

— Как стоишь?! Да я тебя под арест! Да я тебя под трибунал! Да я тебя… — У меня перехватило дыхание, и я захрипел. — В карцер! На пять суток! — Внезапно проснувшийся во мне генерал разбушевался. Ему осмеливались противоречить. В такие минуты он был готов весь мир загнать в дисбат.

Зибелла немного перетрусил, но все-таки ясно дал понять, что должность фокстерьера для него просто оскорбление.

Я почесал нос и слегка успокоился. В чем-то горностай был прав.

— Может должность сыскного добермана?

Нет, тоже мало.

— Тогда сторожевой овчарки?

Это было уже лучше, но по-прежнему недостаточно.

Я крепко задумался. Привередливость горностая можно понять, но что делать мне, если в моем распоряжении только должности разнообразных собак? В армии не предусмотрены подразделения горностаев, кошек, медведей и прочего зверья. Это фараон Рамзес мог позволить себе львов содержать. А у нас не Древний Египет, у нас КГБ.

К счастью, отыскался еще один вариант.

— Зачисляю тебя личным телохранителем в должности мраморного дога.

Зибелла прикинул размеры собачки, которую я ему предложил изображать, и сменил гнев на милость. Вообще-то мне урок. Следует сделать штатное расписание более гибким! Но каков нахал! Он определенно стал забываться, следовало бы поставить его на место.

— Работать все равно будешь крысоловом, — предупредил я. На это горностай согласился. — Отлично. С этим вопросом покончили, теперь займемся другим. Где у нас молоко?

Поставив блюдце перед печкой, мы с горностаем затаились, даже дышать старались пореже. Ерофей свой парень, но только если вы его уже заметили. До того он будет старательно прятаться. Я полагаю, что он просто страдает гипертрофированной мнительностью. Лапоть мол, сермяга, деревня неотесанная, пережиток… Лапти у него и вправду имелись. Один мой знакомый журналист прислал из Кельна, Ерофею как раз впору пришлись, я и отдал.

Много времени прошло, прежде чем под печью послышалось шуршание, и зажглись два зеленых огонька. С непривычки многие пугаются, увидев в темноте глаза домового, что Ерофея смущает еще больше. Зибелла осторожно толкнул меня лапкой. Не прокарауль. Я прижал палец к губам.

Томительно тянулись минуты. Наконец под печкой раздалось старческое кряхтение и покашливание. Ерофей любит пококетничать возрастом. Четыреста лет, не шутка. Но сам, между прочим, до сих пор зайца на бегу ловит. Он еще долго вздыхал и ворочался прежде чем рискнул выползти наружу. Первым высунулся остренький носик, потом возникла шкиперская бородка — Ерофей однажды прочитал «Петра Первого» и принялся усиленно догонять запад.

Зорко осмотревшись, домовой,наконец выполз наружу. Он смотрелся довольно комично в детском джинсовом костюмчике и лаптях. Основания бояться насмешек он создавал себе сам.

Ерофей долго принюхивался к молоку, подозревая, как обычно, какое-то коварство, чесал в затылке, думал. Но решился — поднял блюдце, осторожно подул на молоко, словно оно было горячим, вытянул губы трубочкой…