Джеймс Блэйлок: Война миров

«Возьмешь попугайчиков?», спросила она таким тоном, словно это не вопрос, а приказ. Он послушно повернулся. Это разумное требование, однако оно съест остаток доступного места внутри машины, единственного стоящего пространства для барахла из китайского комода и для шкатулки. Но какого черта, подумал он, жизнь есть ни что иное, как один тяжкий выбор за другим. Он схватил клетку, стараясь не расплескать воду и не рассыпать еду, и вернулся прямо к машине.

Лайза скрылась за поднятой крышкой багажника, и он видел только, как дергалось ее предплечье, что-то вытаскивая и выбрасывая. Журналы и пластинки летели на лужайку ураганом взлохмаченной бумаги и планирующих пластинок. Вещь за вещью проследовала вся проклятая коробка. Он стоял, мертво вцепившись в птичью клетку, вдруг униженный этой демонстрацией гнева. Последовали рога, докатившись до изгороди соседа, замусорив всю лужайку его одеждой. Лампа выкатилась из свертка, и он поставил клетку, рванулся за ней и подхватил. Она, очевидно, не пострадала, и он спрятал ее в кустах, на случай, если ярость заставит ее догнать лампу и уничтожить ее. С подчеркнутым равнодушием он зашагал назад к попугайчикам, наблюдая, как она швырнула баскетбольный мяч куда-то в ночь и со звоном закинула темную коробку с блеснами на крышу.

«Оставь хоть тики», пробормотал он, но это не помогло. Тики чисто спланировало через улицу, подпрыгнуло на дорожке Бордов и приземлилось на их веранде. Она нашла шар для боулинга там, где он его спрятал, выволокла его, раскрутила сумку за ручку и зашвырнула в кусты. Потом холодно и размеренно она подошла к нему, взяла клетку с попугайчиками, повернулась и пошла к машине, где ремнем безопасности прикрепила ее к заднему сидению. Потом повернулась и мимо него прошла к дому, словно он и не существует, выпятив челюсть, глядя прямо перед собой. Он воздержался говорить что-либо. Он забыл про свой тормоз и наоборот нажал на газ, набирая скорость в попытке спасти свои вещи.

Пожарная машина снова вывернула из-за угла у подножья холма, теперь уже не задерживаемая слабым потоком уезжающих машин. «Срочная эвакуация», говорил усиленный голос. «Уезжайте немедленно.» Машина притормозила перед их домом, повторив приказ отдельно только для Эда, и он помахал в ответ и серьезно кивнул, указав в сторону дома, показывая, что кто-то еще внутри. Пожарка двинулась дальше. Он посмотрел на свое барахло, разбросанное на лужайке. Уже не было времени перепаковывать вещи. Ее слово оказалось последним.

Он мельком увидел ее, появившуюся в дверях и надевающую жакет, с ключами в руках. Настало. Они уезжают. Вот тебе и уступки. Вот тебе и справедливость. Но вдруг она остановилась, повернулась и побежала в кухню за какой-то забытой вещью.

Именно тогда его озарило последним жизненно важным озарением. Он нырнул в кусты, где заметил в грязи шар для боулинга. Почистив его рукавом рубашки, он заторопился к машине. Он отстегнул попугайчиков и вытащил их, заменив их на сидении шаром в сумке, ожидая услышать, как захлопывается дверь, потом пробежал шесть ярдов вверх по дорожке, где осторожно поставил клетку на бетон. Вернувшись к машине, он поправил ремень на шаре, затянул его покрепче и застегнул.

Он забрался в Эскорт и завел двигатель как раз тогда, когда Лайза вышла из дома с сумкой через плечо, захлопнув за собой дверь и задвинув засов. Должно быть, она слышала последнее предупреждение, потому что почти бежала, когда миновала клетку с попугайчиками, даже не заметив ее в спешке и в страхе. Она сильно дернула дверцу, чуть не сорвав ее с петель, и когда включился внутренний свет взглянула на заднее сидение, где был надежно закреплен шар для боулинга, уютно утонув на мягком сидении. Вид шара ее, похоже, смутил, словно это была в высшей степени чужая вещь, что-то за пределами ее опыта. Выражение смущения сменилось чем-то опасно похожим на смирение, и он немедленно почувствовал сожаление от своего маленького розыгрыша.

«Просто ребячество», пробормотал он, но она уже освободила защелку ремня безопасности, вытащила шар из его сумки, которую открыла одним быстрым движением, и понесла его на улицу. Эд выбрался наружу, не совсем понимая, как реагировать, думая, что, может быть, она совершенно сошла с катушек и попросту уйдет в ночь.

Улица была пуста от машин. Они, очевидно, были последними оставшимися в покинутом квартале. Лайза проворно вышла на середину, где остановилась, занесла руку за спину и швырнула шар с восьмеркой вниз по шершавому асфальту. Эд увидел, как он попал в выбоину, которая отразила его к обочине. Шар отскочил, подпрыгнул несколько раз, потом врезался в ближайшие поваленные мусорные баки Бордов со звоном крушения поезда тихой ночью. Он увидел, как шар еще раз подпрыгнул, как центробежная сила прижала его к обочине на стремительном пути вниз.