Джеймс Блэйлок - Каменный великан

Туманы на реке Ориэль были самым обычным делом. Когда наступал октябрь и ночи становились прохладными и сырыми, туман поднимался над рекой, наползал на берег, медленно плыл вдоль границы луга, мимо Вдовьей мельницы, обволакивал редкие дома на окраине городка и стлался над главной улицей. Ратуша, рыночная площадь, таверна Стоувера исчезали за серой пеленой, и ночные звуки – шаги запоздалого прохожего, уханье совы, тихий скрип ветвей на легком ветру – казались неестественно громкими и зловещими.

Все мало-мальски здравомыслящие люди к этому часу уже укладывались спать – в комнатах с закрытыми окнами и плотно задернутыми шторами, где в каминах, весело помигивая, дотлевали последние красные угольки. В речном тумане чудилось нечто жуткое и странное, словно он был порождением колдовских чар, а не природным явлением. О вещах такого рода ужасно приятно читать в книгах, особенно если у вас под рукой есть кружка имбирного пива или бокал хорошего портвейна и если огонь в камине еще не потух, а часы тихо и мирно тикают на каминной полке, напоминая вам, что пора отправляться на боковую.

Но почти никто в Твомбли ни за какие коврижки не согласился бы выйти из дома в туман, – по крайней мере, после наступления темноты. Не то чтобы на улице вас подстерегали страхи страшные; как раз бояться там, в общем-то, нечего. Разве только выступят порой из тумана неясные очертания сгорбленного дерева, простершего над дорогой кривую ветку, которое словно поджидает именно вас, чтобы схватить и сорвать с вашей головы шляпу. Разве только прошелестят мимо в сыром ночном воздухе осенние листья, подобные бумажным корабликам, на которых путешествуют (если верить старинным легендам) бородатые человечки-невелички с огромными круглыми глазами и в шляпах. Разве только встретится вдруг случайный прохожий, без всякой причины болтающийся по улицам в поздний час; он появится впереди на дороге, словно призрак, и по мере приближения его силуэт будет становиться все отчетливее, но лицо останется неразличимым за туманной пеленой. И вы, прислушиваясь к гулким шагам, постепенно замирающим в темноте и пронизанном лунным сиянием тумане, зададитесь вопросом, а есть ли у него вообще лицо? Нет, лучше уж сидеть дома да читать при свете лампы, благодушно попыхивая трубкой.

Восходящее солнце рассеет туман, и к полудню от него не останется ничего, кроме росы на луговой траве и мертвых листьях, устилающих землю. В отдалении, низко над горами, повиснет гряда бледных облаков, словно стерегущих ваш покой. Все колдовские чары бесследно развеются, и вместо таинственных ночных звуков вы явственно услышите глухие удары мотыги, при помощи которой ваш сосед в клетчатой рубашке с засученными рукавами выпалывает сорняки на грядках репы и фасоли. Амос Бинг, направляясь в город, прогрохочет мимо в своей нагруженной головами сыра телеге и придержит лошадь у перекрестка, чтобы не сбить молодого Бизла, везущего на своем велосипеде полную картонку бакалейных продуктов к дому вдовы на холме. Словом, Твомбли, как и все благопристойные городки, жил дневной жизнью. А по ночам он спал.

Все это раздражало Теофила Эскаргота. Он предпочитал бодрствовать ночной порой, таинственной и чудесной, когда нельзя угадать, что или кто скрывается в ближайших зарослях или в густой тени неподалеку. У человека, спящего днем, остается мало времени на работу. Эскаргот находил удовольствие в этой мысли. И такому человеку не приходится вести пустые скучные разговоры о погоде, урожае редиса или плачевном состоянии дороги между Твомбли и Монмотом. Поэтому, в отличие от своих собратьев, он любил гулять по ночам и спать днем – каковое обстоятельство глубоко возмущало его жену.

Последнюю возмущали и другие вещи, особенно пристрастие Эскаргота к пирогам. Больше всего он любил яблочные пироги; на втором месте стояли лимонные меренги. Потом следовали пироги с тыквой, малиной, абрикосами, сладким картофелем и с любой другой начинкой, если не считать морошки, имеющей неестественный цвет и слабый привкус мыла. Такой пирог еще кое-как шел со сливочным мороженым, но без приправы никак уже не лез в горло. Эскаргот твердо держался мнения, что в отличие от всех прочих блюд пироги можно есть в любое время суток. Именно поэтому у него и вышла ссора с женой. На самом деле она стала последней в длинном ряду ссор.