Mara Palpatyne - Предпоследняя былина

Что до планов Софии Тимофеевны, Роза и тут оказалась осведомленной.

– Так она Вас до Оракулицы отведет! – шепнула она мне на ухо, наклоняясь за вторым бокалом, поскольку первый уже был пуст.

– А это кто? – так же шепотом ответила я.

– Ой, та это мамкин большой секрэт, который знают усе от Привоза до Лимана и обратно, – захихикала Роза. – Она тоже с еще тех времен, и у них с Мамой давний рОман. Бережет Мамка ее, шо Шлёма золотой слиток, вся над ней трасется з утра до полуночи и оттуда до рассвета. Дама та себе на уме, но, говорат, такие тайны знает, шо умерэть не встать. Чуть ли не за то, как Апокалипсис выключили.

Это, похоже, было то, что мне надо. Мы допили пиво и уже собирались… брать еще по одной, как вдруг от ворот раздался грохот, и на аллее появилась мрачная фигура.

– Глубинник, – спокойно сказала Роза, доставая откуда-то арбалет. – Шо он здесь забыл, я не понимаю? Но с чего бы он сюда не приперся – добром это не кончится.

Я смотрела на глубинника. Это был крупный русал, не похожий на виденных мной раньше. От хвоста (по-рыбьему вертикального, а не плоского, как у других русалок) до макушки головы, похожей на маковку церкви, заостренной на темечке, он был грязно-серого цвета. Пальцы, сжимавшие рукоять какого-то оружия, были короткими, соединенными перепонкой. Нос едва заметный, рот безгубый, зрачки глаз – овальные. В общем, он производил какое-то отталкивающее впечатление.

– Почему я не могу здесь выпить? – рявкнул глубинник, обнажив острые, похожие на иголки, зубы.

– На Вас не открыт счет, – ответил администратор этого заведения. Глубинник свободной рукой схватил его за грудки.

– Засунь себе этот счет… – загудел он.

Я – витязь. Витязь не может и не должен проходить мимо, когда кто-то обижает невинного, не важно, кто.

– Эй, ты, – сказала я, поднимаясь. – Полегче на поворотах!

Даже не оборачиваясь, глубинник вскинул в мою сторону оружие и выстрелил. Чем – не знаю, но эта штука разлетелась при соприкосновении с моим щитом голубовато-белыми брызгами. В ответ я тут же ударила молотом. Глубинник развернулся и заблокировал удар голой рукой. Что-то зазвенело.

– Да я тебя… – заревел он, и тут увидел, что в моей свободной руке. А огонь под водой увидишь нечасто.

– Витязь, – прошипел он, опуская оружие. – Огненный. Ничего, разберемся мы с вами, дайте только срок.

– Что ты сказал? – переспросила я, но глубинника и след простыл.

– Ох, и влетит же мне от мамки… – задумчиво протянула Роза.

Однако опасения Розы оказались напрасными. На следующее утро (я успела привести себя в порядок и даже немного позаниматься на балконе изометрическими упражнениями, а Оксана только проснулась) она появилась у нас под окнами в сопровождении неизменного Сёмы.

Сказав Оксане, чтобы она оделась и выходила, я привычно сиганула с балкона и приземлилась рядом с Розой.

– Ну как, влетело?

Она отрицательно помотала головой и скривилась:

– Та не, я сама аж уся в шоке. Мамка сказала: «А шо ты должна была делать? За шкиряк ее ув отель тянуть?» А после рассказа за глубинника только обложила матом усе, шо живет глубже полкилометра. Так шо отделались мы малой кровью.

– А что такая кислая?

– Так а шо, не ясно? Головка бо-бо, у ротике бяка…

В общем, пока Оксана собиралась, мы с Розой, свято блюдя заветы древнего медика Парацельса, на террасе отеля лечили подобное подобным. К тому моменту, как Оксана присоединилась к нам, Роза была уже в норме… точнее, чувствовала себя нормально, ну а я всегда в норме. Как говорят витязи:

А утром перед эскадроном

В седле я буду свеж и прям,

Просалютую эспонтоном

Как бы вчера я ни был пьян.

Да и с чего там быть пьяным? С трех литров пива?

Но к Градоначальнице мы явились вовремя, как сказала Роза, к десятой склянке. Там, увы, с русалочкой мы и распрощались.

Софья Тимофеевна лично повела нас. Причем повела вниз, в подвал дворца, а оттуда – в узкий ход с множеством ответвлений. Я по привычке начала было запоминать дорогу, но скоро сбилась. Шли мы долго и, по-моему, наворачивали петли. Наконец, поднялись наверх в каком-то заброшенном здании на окраине.

Градоначальница, не останавливаясь, поплыла из дома прочь. Мы последовали за ней. Сначала я не понимала, что меня тревожит, очень долго не понимала, а когда поняла, на миг замерла от ужаса.

Мы находились в Зоне. Точнее, не совсем в Зоне. Она отличалась от нашей, была меньше, имела очень четкие очертания, а главное… не знаю, как сказать… была словно концентрированная, насыщенная, такая, что через нее не то, что человек – и Тварь живой не пройдет. А со стороны Одессы в эту зону вгрызался клинообразный проход, и края его сужались вокруг нас.