Фуюми Оно - Тень Луны, Море Теней

— Ну, если боль так нестерпима, что-ж, с ней можно покончить в одно мгновенье.

Ёко оглядела окрестности. Её правая рука тут же оказалась на рукояти меча. Лес был погружен в ночную тьму. Слабого проблеска хватало лишь на то, чтобы различить высоту деревьев и зарослей.

В глубокой темноте появилось слабое свечение, метрах в двух от того места, где сидела Ёко, лёгкое, синее фосфоресцирование, пробивающееся сквозь заросли.

Уставившись на свет, Ёко ахнула, переводя дыхание. Это был самец-обезьяна, с мерцающей, как гнилое дерево, шерстью. Была видна только его голова, рассекающая высокий тростник. Он взглянула на Ёко, оскалил зубы и закатился в скрипучем смехе, раздражающем уши.

— Если б они тебя съели, то всё бы уже закончилось как нельзя лучше.

Ёко вынула меч из пиджака.

— Что… ты такое?

Обезьяна вновь разразилась своим скрипучим смехом.

— Я это я. Глупая маленькая девочка, задумала сбежать, а? Если бы они тебя сожрали, не было бы у тебя больше этих неприятных мыслей.

Ёко подняла меч.

— Кто ты?

— Но я же тебе уже сказал, верно? Я это я. Твой союзник. Решил рассказать тебе пару приятностей для разнообразия.

— Приятностей…?

Она не верила ни одному его слову. Джойю не выказывал никаких признаков напряжения или озабоченности, поэтому она не сочла обезьяну врагом. Но её странная наружность убедила Ёко в том, что это не могло быть обычным живым существом.

— Домой возврата нет, маленькая девочка.

Ёко бросила на него тяжелый взгляд.

— Заткнись, — отрезала она в ответ.

— О нет, ты не можешь вернуться домой. Ну вот совершенно никак. Потому что ты никак, ну совершенно никак не можешь это сделать, верно ведь? Сказать тебе еще кое-что приятное?

— И слышать не хочу.

— Ладно, всё равно скажу. Тебя, малышка, обдурили по самое не могу.

Обезьяна испустила смешливый взвизг.

— О-обдурили?.. Её словно окатили ледяной водой.

— А ты и в самом деле такая глупышка, ну, в самом деле? Это же с самого начала была ловушка, дурёха.

У неё перехватило дыхание. Ловушка . Чья ловушка? Кейки? Кейки подстроил ей ловушку? Рука, державшая меч начала дрожать, но она просто не могла найти слова, чтобы опровергнуть то, что ей говорила обезьяна.

— Ты ведь всё время это знала, верно? Он принёс тебя сюда , а обратно дороги нет. В этом то и ловушка, понятно?

Пронзительный обезьяний смех резал ей уши.

— Прекрати!

Она ударила мечом наугад. Верхушки травы заплясали под унылый и сухой присвист. Несмотря на всё её безудержное усилие, разящее острие меча не настигло обезьяну.

— Да ладно тебе, не прислушиваться к правде ничего не изменит. Будешь так размахивать этой штуковиной, ещё ненароком себя поранишь.

— Прекрати!

— В самом деле, отлично сделанная вещица. Почему бы не найти ему лучшее применение? Отруби себе голову! Сделай сам, как говорится! — Обезьяна, запрокинув голову назад, мордой к небу, истерически повизгивала.

— Заткнись!

Она бросилась вперёд, но обезьяна уже не находилась на расстоянии меча от неё. Она немного отдалилась, всё еще видимая лишь до шеи.

— Да ладно, ладно, неужели ты и в самом деле хочешь меня убить? Ведь если бы не я, тебе и поговорить то было бы не с кем.

Горькая правда этого замечания ошеломила её.

— Что я тебе сделал? Разве я не соизволил вступить с тобой в беседу?

Ёко сдержалась, крепко зажмурив глаза.

— Ох, бедная ты, бедная, притащили тебя неизвестно куда…

— Что мне делать…?

— Понятия не имею, что тебе делать.

— Я не хочу умирать. Сама мысль об этом была просто невыносима.

— Ну, тогда делай, что тебе взбредет в голову. Я тоже не хочу, чтобы ты умерла, малышка.

— Куда мне идти?

— А какая разница? Куда бы ты ни пошла, тебя повсюду будут преследовать люди и йома.

Ёко зарылась лицом в ладони. Глаза налились слезами.

— Правильно, малышка. Плачь, пока можешь. Не успеешь оглянуться, и слёз не останется.

Обезьяна засмеялась высоким, заливистым смехом. Звук смеха продолжал отдаляться. Ёко подняла голову:

— Подожди!

Она не хотела, чтобы он уходил. Может он и совершенный незнакомец, но всё же было лучше иметь возможность поговорить хоть с кем-нибудь, чем торчать здесь в полном одиночестве и растерянности.

Когда она подняла голову, чтобы взглянуть, его уже не было. Были слышны только взвизги смеха, постепенно утихающие вдали, отзываясь эхом в непроницаемой темноте.

Если боль так нестерпима, с ней можно покончить в одно мгновенье.