Н. К. Джемисин - Сто Тысяч Королевств

— Ну да, на что же еще тут можно биться об заклад, все остальное и так предельно ясно…

Теврил покосился на меня — похоже, решал, стоит ли рассказывать дальше.

— Еще ставят на то, что ты покончишь с собой.

Я расхохоталась, ветер ударил в лицо.

— И что же? Много ставят? Как думаешь, мне позволят сделать ставку?

Теврил повернулся и очень внимательно посмотрел на меня.

— Йейнэ… Если ты… — Тут он замолк и отвернулся.

Голос его прервался, и он не смог выговорить то, что хотел.

Я взяла его за руку и держала, пока он стоял с опущенной головой и пытался взять себя в руки. Он возглавлял здешних слуг. Он их защищал. Он не мог позволить себе растечься слезами, потому что почувствовал бы себя слабаком. Мужчины так щепетильны в таких вопросах…

А потом он сделал глубокий вдох. И высоким ломким голосом произнес:

— Желаешь ли ты, чтобы я сопроводил тебя на завтрашний бал?

Когда то же самое сказал Вирейн, я не ощутила ничего, кроме ненависти. А Теврила полюбила еще больше.

— Нет, Теврил, спасибо. Мне не нужен сопровождающий.

— Возможно, тебе будет полегче. Все-таки когда рядом друг…

— Возможно. Но я не хочу просить моих друзей о такой услуге.

— Ты не должна просить. Это я тебе предлагаю…

Я положила голову ему на плечо:

— Теврил, не беспокойся. Со мной все будет хорошо.

Он долго смотрел на меня, потом медленно-медленно покачал головой:

— Хорошо, говоришь? Ах, Йейнэ… Мне тебя будет не хватать.

— Ты должен уехать отсюда, Теврил. Найти женщину, которая бы о тебе заботилась и одевала в золото и шелка.

Теврил вытаращился на меня — а потом расхохотался. На этот раз от сердца и искренне:

— Женщину? Уж не даррскую ли?

— Ты что, с ума сошел? Ни в коем случае! Ты же видел, какие мы! Найди кенийку. Может, эти маленькие симпатичные пятнышки на тебе размножатся по-настоящему!

— Симпатичные пятнышки? Да как ты можешь называть мои великолепные веснушки пятнышками, о дочь варварского народа!

— Веснушки так веснушки.

Я подняла его ладонь, поцеловала и отпустила.

— Прощай, друг.

Он все еще смеялся. А я повернулась и вышла с балкона.

Но?.. Что — но?

Но мне хотелось сделать кое-что еще.

Поговорив с Теврилом, я поняла, что нужно предпринять. И отправилась на поиски Вирейна.

После разговора с Нахадотом я никак не могла решить — поговорить с негодяем начистоту или нет. Потому что теперь-то я полагала, что именно Вирейн, а не Декарта, убил мою мать. Но я пока не понимала, зачем он это сделал. Если любил, зачем убивать? И почему именно сейчас, через двадцать лет после того, как она разбила ему сердце? Я хотела знать ответы на эти вопросы. Во всяком случае, часть меня точно желала этого.

А вот другая часть меня совершенно не интересовалась причинами его действий. Эта часть меня жаждала крови, и я знала — стоит прислушаться к этому голосу, и я наделаю кучу глупостей. Крови прольется достаточно — и очень скоро. Потому что очень скоро я сполна отомщу Арамери, развязав жуткую и страшную Войну богов — вторую по счету. Арамери захлебнутся в крови — чего мне еще надо? Но дело в том, что я-то этого не увижу. А мы, смертные, очень себялюбивые существа.

Поэтому я пошла искать Вирейна.

Он не откликнулся на стук. Я стояла перед дверью в его лабораторию и мучительно размышляла, что теперь делать. Входить? Не входить? Но тут из комнаты донесся приглушенный, тихий звук.

В Небе на дверях нет запоров. Чистокровных и так никто не побеспокоит — слишком высокий у них ранг и слишком серьезны политические последствия такого поступка. Так что только те, кому не грозит немедленное возмездие, осмеливаются нарушать покой чистокровного Арамери. Поскольку мне предстояло умереть менее чем через день, возмездия я не опасалась — кто меня тронет? Поэтому я чуть-чуть приоткрыла дверь и заглянула.

Сначала я даже не увидела Вирейна. Вот высокий стол, за которым мне рисовали сигилу. Пустой. Остальные столы тоже пусты — как странно. И животных в клетках нет — ни одного. А вот это совсем странно. И только потом я разглядела Вирейна — он стоял неподвижно, его белые одежды и белые волосы сливались с безжизненным, белоснежным пространством опустошенной лаборатории.

Он стоял рядом с большим хрустальным шаром у дальней стены комнаты. Поначалу я решила, что он склонился над ним, чтобы разглядеть нечто в его прозрачных глубинах. Наверное, именно так он за мной шпионил, когда я кратко и бесполезно пообщалась с представителями вверенных мне стран. Но потом я заметила, что он сгорбился, одна рука лежит на полированной поверхности шара, голова безвольно опущена, а другую руку я не могу разглядеть — мешают свесившиеся на лицо волосы. Но тут то ли угловатость движений, то ли еще что немедленно всколыхнули мою память. Он всхлипнул, и все стало разом понятно: наедине с собой в собственной лаборатории, накануне очередного триумфа своего бога, Вирейн плакал.