Владимир Плахотин: Браслет-2

Загалдели, зашумели еще громче, кто в лес, кто по дрова.

«Кошмар! — сжала мне руку Настя. — И здесь я провела свое детство?! Зверинец какой-то! Раньше такого не было, честное слово!»

«Не боись, моя хорошая, — ответил я, — сейчас мы их утихомирим!»

И сосредоточился.

Вся сотня (или сколько их там было) глоток вдруг утихла и в один голос, как солдаты на плацу, дружно гаркнула:

— Д Е Д У Ш К А М О РОЗ!!!

Показалось, что от слаженности крика сейчас обрушится давно не беленый потолок.

Потолок устоял, но с этого мгновения с ним стало твориться что-то неладное. С тихим перезвоном, отлично слышимым в наступившей нереальной тишине, начиная с центральной части, прямо над тощей, карикатурного вида, елкой, он стал быстро покрываться крупной изморозью. Пятно разрасталось на глазах у изумленной и притихшей публики, по краям вытягиваясь вниз и превращаясь в диковинного вида сосульки. И вдруг срединная часть замороженного пятна протаяла, и оттуда, несмотря на то, что на улице стоял солнечный день, глянула изумительной красоты россыпь звездного неба. Сильно потянуло холодом, в образовавшийся проем ворвался снежный вихрь, заклубился, завертелся вокруг елки, и, уплотняясь, все с тем же перезвоном, сопровождаемым теперь еще и завыванием пурги, стал превращаться в тройку белых коней богатырского телосложения, легко тянувшую за собой сказочного вида белые сани, в которых сидели двое. Поначалу в снежной мути ничего разобрать было невозможно, по залу носился лишь призрак. Но с каждой секундой изображение становилось все четче, и вот, шумно храпя и звеня бубенцами под дугой, кони остановились. Вскидывая гривами, они стали рыть копытами снег, который пурга принесла с собой и покрыла им все свободное от зрителей пространство.

— Кто звал меня?! — раздался мощный раскатистый бас, эхом несколько раз отразившийся от стен. Заснеженная фигура в санях поднялась во весь свой гигантский рост, головой едва не касаясь замороженного потолка.

Ответом ему было гробовое молчание.

И в этой тишине в двух шагах от меня послышался дрожащий то ли от страха, то ли от возмущения голос директора:

— Безобразие!!! Почему не по программе?!!

Вопрос был обращен к суррогатной «Снегурочке», прижавшейся к двери и совсем позабывшей от изумления заученный текст. Она со страхом посмотрела на директора широко раскрытыми глазами и, пытаясь что-то сказать трясущимися губами, показывала на разыгравшееся действо.

— Кто разрешил?! — взвизгнул директор, топоча ногами.

Дед Мороз степенно сошел с саней и повернулся к нему.

— Али не ждали? — спросил он, широко улыбаясь.

Морщинки у его глаз собрались сеточкой, и от всего облика Деда с его богатейшей шубой, искрящейся на свету, с широкой окладистой бородой до самых колен, веяло добротой и приветливостью.

— Вы кто?! — брызгал слюной директор, подступая к гостю.

Дед Мороз звучно рассмеялся и, широко расставив руки, в одной из которых он держал усыпанный драгоценными камнями посох, обвел глазами притихшую публику:

— Дети! Вы тоже меня не узнаете? Кто же я?!

В тишине раздался рассудительный голосок:

— Вы — дедуска Молос…

— Правильно! — еще шире улыбнулся «дедуска» и поманил к себе говорившую девчушку: — Ну-ка, иди сюда, моя хорошая!

Девочка, лет, наверное, шести, стала пробираться через кордон развалившихся на стульях «хозяев положения». Кто-то из них подставил ей подножку, и она бы упала лицом в снег, если бы Дед Мороз не пришел на выручку. Он сделал навстречу ей движение рукой, с его рукавицы слетел сноп серебристых искорок и, окутав падающую девчушку, вознес ее прямо к нему на руки.

Она взвизгнула от неожиданности и прижалась к его пушистому воротнику. По залу пронесся вздох восхищения.

Укоризненно посмотрев на обидчика и покачав головой, Дед Мороз повернулся к притихшей девочке и тихо пробасил:

— Тебя как зовут, милая?

— Света… — млея от восторга, выдохнула та.

— Света. Светик-Самоцветик, — ласково проурчал Дед, как бы пробуя ее имя на вкус. — Посмотри-ка, что я тебе привез! — Он повернулся к саням, где сидела Снегурочка. Не та, что прилипла к стене и дрожала, как осиновый лист, нет, а настоящая, писаная красавица из русских сказок, в голубой, усыпанной серебристыми блёстками шубке, отороченной белым горностаевым мехом. — Ну-ка, внученька, помогай! — воскликнул он, все так же широко улыбаясь.

Та живо вскочила, взмахнула руками, и из ее рукавов посыпались разноцветные шарики с орех величиной. Все это сопровождалось нежным перезвоном невидимых колокольчиков. Едва коснувшись заснеженного пола, шарики превращались: белые — в зайцев, рыжие — в белок, а коричневые — в неуклюжих медвежат. Зал оживился. Зверята сразу забегали вокруг саней, вокруг елки, загомонили, говоря все разом. Медвежата, обежав для разминки пару кругов вокруг елки и постоянно перекувыркиваясь через голову, снова полезли в сани, откуда только что, уступая им место, вышла радостно улыбающаяся Снегурочка.