Игорь Пронин - Фэнтези-2005. выпуск 2

Алина кинулась навстречу и, лишь подойдя вплотную, поняла, почему так странно двигается незнакомец. Он был слеп, широко раскрытые глаза застлало льдом.

Рука незнакомца обожгла холодом: белая, твёрдая, словно костяная. Но Алина не отдёрнула, а плотнее сжала ладонь на стылом запястье и повела путника прочь от россыпей голубого нетающего льда. Человек не дрогнул, не удивился и не воспротивился, он покорно пошёл следом, так что мгновенно пропало вспыхнувшее было воспоминание, как волок её, ухватив за руку, дядька Мефодий.

Назад, из замёрзшего леса, мимо мельничного холма, через нетронутые бедой поля, где вовсю колосится хлеб, к дому, отделённому от остальной деревни густым сливовым садом. В этом году сливы цвели на удивление, и теперь ветви гнутся от бремени ягод, едва успевших подернуться сизым налётом. Словно иней ложится на жёсткую сливовую зелень.

Возле дома Алина усадила найденного человека на завалинку под нежаркие лучи только что взошедшего солнца, сама метнулась в дом затапливать печь. У хорошей хозяйки и среди лета клетка дров в печи сложена, только огонь поднеси к нащепленной растопке. Следом в бане под каменкой затрещали весёлым пламенем наколотые поленья. Нет жарче дров, чем от чёрной ольхи, а болото по ту сторону деревни все как есть чёрной ольхой пороете.

Алина выплеснула в котёл два ведра воды — пусть греется, притащила с кипеня свежей, затем простучала пятками в подвал, нацедила кружку сливянки. Кружка была большая, глиняная… отцова кружка. Потом из неё дядя Мефодий пил. Теперь посудина осиротела, да и сливянка стала ненужной. Бывало, на ярмарке здешняя сливянка дороже заморских вин ценилась, а вот уже три года как торговли нет, хочешь — сам пей, не хочешь — на землю выливай.

Сладкий хмель потёк по подбородку, путник пытался глотнуть и не смог. Ледяные струпья в волосах начали таять, и хотя взор по-прежнему застилало льдом, казалось, что мужчина плачет. Тело безвольно заваливалось набок, и ясно становилось, что сам путник ни в дом войти не сможет, ни в баньке погреться. Бабку Ванду бы сюда, лекарку, она бы всё справила как надо, а молодая девчонка чем поможет?

Алина обобрала лед с волос и одежды, попыталась растирать незнакомцу руки, но те оставались застывшими, словно самая кровь смёрзлась в венах. Всхлипнув, Алина бросила свои жалкие попытки, еще раз сбегала в избу, подкинула дров в печь, хотя так топят только зимой, а если летом подкинуть лишку, то к утру в избе от жаркой духоты и жить нельзя будет. Сунулась в тёмную дверь бани. Поленья под каменкой уже рассыпались жаром, чёрные булыжники в центре угрюмо светились, вода в котле ходила, готовясь закипеть. Алина выгребла угли, остатки затушила, взвихрив золу, задвинула вьюшку под потолком и пошла за больным.

До бани его пришлось тащить чуть не волоком, хорошо хоть, застывшее тело сгибалось в суставах, словно путник всё ещё шёл сквозь затворище.

— Ой, что делаю! — отчаянно шептала Алина, стягивая исподнее с безвольного тела путника. — В баню с мужиком пошла!.. Этак только с мужем можно, а я-то!..

Со змеиным шипением взвился над камнями горький полынный пар. Духмяный пихтовый веник прошёл вдоль спины по беззащитно выступающим позвонкам. Путник лежал на полке ниц, одна рука свисала к полу, но тело уже не казалось мёртвым, в нём было заметно дыхание, лопатки медленно приподымались, а затем рывком опадали, и Алине чудилось, что в эту секунду из горла лежащего выскальзывает невидимая в банной полутьме льдинка. Стараясь не смотреть на мужское тело, Алина хлестала веником по спине, ягодицам, ногам… Особенно ноги пропарить: колючим веником по пяткам, тут всегда самая хворь собирается. Льняная рубаха, что оставалась на Алине, намокла и облепляла тело, мешая двигаться. В таком виде — хуже, чем голая.

— Ой, мамочки, что делаю! — Алина перевернула путника на спину, ладонью прикрыла ему лицо, чтобы губы не ошпарить, крутанула веником, нагоняя пар к горлу и груди, поросшей жёстким волосом. Неживая одеревенелость, так пугавшая в незнакомце, исчезла, дышал он уже без сипения и свиста, видать, ледяной ком в груди растаял наконец, и теперь перед Алиной лежал обычный человек, а не мёрзлая кукла, движущаяся благодаря неведомому и страшному колдовству. Веником по груди, по бокам — ох, осторожнее надо, сердце бы человеку не надорвать! — и снова ноги, по лодыжкам и пяткам, резко, с оттягом… Тёплой водой скатила лежащего, наклонилась, закинув расслабленную руку себе на плечо: