Ольга Родионова - Мой ангел Крысолов

Этот смуглый, длинный, узкоглазый мальчишка, в отличие от остальных отродий, пришел в замок сам. Всех других Корабельник собирал по городам и весям, сначала один, потом с помощью Неты, потерявшей семью и прибившейся к его стае. И, в отличие от остальных отродий, Тритон всегда был абсолютно независим. Внутренне независим. Он не желал никакой власти над другими — и не терпел ничьей власти над собой. Пять лет беспризорничества ли давали о себе знать, или что другое, но он был и остался одиночкой. Большинство отродий относились к Тритону достаточно холодно, да и сам Корабельник иногда ловил себя на том, что ему не хочется глядеть в глаза воспитаннику — неизвестно, что там можно было высмотреть, в этих узких темно-янтарных глазах с опасной искрой внутри.

— Порезался, — ответил Тритон и опять лизнул рану. Голос у него был, как подтаявший шоколад. Несколько минут назад этот голос победно выкрикивал что-то неразборчивое, а сам Тритон скакал по стене, размахивая руками: в одной руке нож, в другой огромная раковина-жемчужница с острыми краями.

— Покажи! — потребовал Корабельник.

Тритон шагнул к столу, сунул руку в мокрый карман и достал жемчужину — невероятно крупную, размером с дикое яблочко, перламутрово-голубоватую, с лиловым сиянием в глубине.

— Да не эту дрянь! — раздраженно бросил Корабельник. — Руку покажи!..

— Да ерунда, — хрипловато произнес Тритон, но руку все-таки протянул. Корабельник взялся за горячее запястье.

— У тебя что, жар?

— Нет. Не знаю, — Тритон равнодушно пожал угловатыми плечами. Корабельник стиснул запястье, нащупал пульс. Пульс был частый, слишком частый и неровный.

— А, чтоб тебя!.. Допрыгался!.. — Корабельник стремительно выбрался из-за стола. — А ну, сядь! Быстро!

Мальчишка широко улыбнулся. Еще смеется, паразит. Лекаря надо, между прочим, и срочно. С этими засранцами успевай поворачивайся. То один, не шевельнув пальцем, силой, видите ли, своего несравненного сознания, устраивает фейерверки над океаном, то другая ручку от метлы заставляет танцевать па-де-де с канделябром. А потом головные боли, видения и обмороки. Возраст такой.

Темные глаза Тритона нехорошо блестели.

— Садись, я сказал, — прикрикнул Корабельник, скрывая тревогу.

— Да со мной все нормально. — Тритон опять усмехнулся, хотел что-то добавить, но вдруг задрожал крупной дрожью. Пальцы стиснули шарик жемчужины и сразу разжались. Жемчужина упала на каменный пол с неожиданно звонким стуком и покатилась под стол. Корабельник невольно проводил ее глазами. В ту же секунду Тритон качнулся, тихо сел, а потом лег на пол.

— Кудряш! — закричал Корабельник, склоняясь над ним, и в кабинете, точно из стены, возник гибкий светловолосый парень с рыжим котенком на руках. Ощутимо запахло медом.

— Лекаря позови, — Корабельник подхватил Тритона под коленки и плечи и с усилием встал.

— Помочь, Учитель? — Кудряш отпустил котенка, и тот моментально шмыгнул под стол, ловя лапкой закатившийся перламутровый шарик.

— Не надо. Давай за Лекарем… Впрочем, он уже идет сюда.

Он положил свою ношу на диван, — Тритон горел огнем, мерзавец, чтоб вы все провалились вместе со своими выходками, как будто мне больше всех надо, сил уже нет никаких, — и выпрямился: в кабинет влетела Нета в своем красном платье, на лице — ужасное беспокойство.

Ее глаза обежали комнату и остановились на скрюченной фигуре на покрытом толстым ковром диване.

— Что?.. — прошептала она испуганно, и сразу заплакала, как будто открыли кран.

— Угу, — сказал Корабельник злобно. — Плачь, плачь. Рыдай. Ты их распустила до невозможности, а своего Тошеньку больше всех. Почему ты ему позволяешь такие выходки?.. Ладно, не реви.

Он полез в карман, достал носовой платок — чистый батист, Рада вышивала, а как же, — и протянул Нете. Та не обратила ни на платок, ни на катящиеся по лицу слезы никакого внимания, глазом даже не повела, шмыгнула к дивану и опустилась на пол рядом с ним. Ее рука осторожно легла на лоб Тритона.

— Больно, — прошептал он, не открывая глаз.

— Конечно, больно, — мягкий интеллигентный голос Лекаря раздался за спиной Корабельника, и тот опять не услышал, как Лекарь вошел. Лекарь пользовался дверями по прямому назначению — чтобы куда-нибудь войти, но его шаг был так нечеловечески легок, что даже Корабельник, который по определению слышал и видел все, никогда не мог уловить его приближения.

— Не меньше сорока, — Лекарь разогнулся, выпустил руку Тритона, посмотрел на Корабельника со значением. — Я его забираю.