Кристофер Сташефф - Вечная жизнь святого Видикона Катодного

И озарила его мысль еще одна: блуждая здесь, он может никогда не найти духа, в чей зев он забрел, — духа, что окружал это место.

Или это место окружало духа?

— Да! — вскричал он ликующе. — Ибо попал я не в зев адский, но в зев Фингэйла, а его горло было бутылке Клейна подобно.

И снова пустился в путь отец наш Видикон, и воспрянул он духом, и улегся страх его, и шел он вперед и вперед, вниз и влево, затем влево и вверх, пока стена под его рукой не подалась и пол под его ногами вниз не ушел. И вскричал он тогда торжествующе:

— Я наружу выбрался! Взгляни же на меня, дух, ибо я вышел наружу и стою на коже твоей! Зри же меня!

И распахнулась с грохотом дверь в нескольких футах в стороне, и едва не задела отца нашего Видикона. И шарахнулся он, пригнулся, от страха вскрикнувши, кулаками вкруг себя молотя в полной панике, и наткнулась его рука на спицу, что росла из поверхности. И вонзились в руки его шипы острые, и причинили ему боль жестокую; но не обратил он на нее внимания, но глаза вверх поднял и узрел око, злорадством горящее, и заполонило око это все его зрение.

— Воистину теперь я вижу тебя, — пророкотал глас оглушительный. — Да пребудет хвала в порицании! Начал уж я беспокоиться, что вовек не изгнать мне тебя из организма моего!

— А ты и не изгнал меня, — возликовал отец наш Видикон, — ибо наружная поверхность организма твоего одновременно является внутренней! Воистину, изнанка твоя есть наружность твоя, а наружность — изнанка! Едины они, друг в друга перетекающие бесконечно!

— Рано, рано торжествуешь победу ты, — пророкотал глас громоподобный, — ибо взываешь ты к Фингэйлу, автору всего, что имеет с самим собой точку пересечения! Я — тот грозный дух, что порождает все парадоксы и делает две стороны единого целого обособленными и друг другу противоположными, как тезис и антитезис в дуализме гегельянском.

— Ах, значит, он принадлежит Гегелю? — вскричал отец наш Видикон.

— Нет, — голосом громовым Фингэйл ответствовал, — ибо Гегель принадлежит мне.

— Не напугать тебе меня, — воскликнул отец наш Видикон. — Наконец-то я узнал тебя! Ты — мост между завтра и вчера, между плюсом и минусом, между центробежной силой и силой центростремительной! Ты — мост, что соединяет все, что противоположным кажется!

— Ты сам произнес это, — эхом раскатился вокруг Фингэйлов глас. — Соответственно я — начало и конец всему. Преклони же колени свои и поклонись мне, ибо я тот, кого ты зовешь Господом своим!

— Нет, не Господь ты! — вскричал отец наш святой Видикон, и охватил его гнев праведный. — Нет, ты — часть Его, как и мы все, — но только часть! Следственно, должен ты быть Им ограничен и контролируем.

— Ты так уверен? — Великанское око в гневе сощурилось. — Ибо если я есть начало и конец в одном, как могу я лгать?

— Да потому, — отец наш Видикон ответствовал, — что ты есть дух всех парадоксов и можешь речь правдивые слова так, что они ложными кажутся! Лжешь ты, говоря истину!

— Чересчур уж ты понятлив на мой вкус, — пророкотал Фингэйл. — Берегись же, жрец! Ибо должен я испепелить душу твою!

И вспыхнул свет ослепительный, и озарил тьму кромешную, и запылало везде пламя жаркое. И прикрыл святой праведный отец наш Видикон глаза ладонями, и зажмурился он что было сил — но остался свет. И вспомнил блаженный, что в царстве Парадоксов находится, и приоткрыл он немного глаза свои, и свет, что в них проник, притушил сияние ослепительное, и смог блаженный снова различать очертания и детали мелкие.

И узрел он птицу гигантскую, огненную, что восставала из пепла, и взмахнула она крыльями, готовясь взлететь, и хотела она ударить его клювом своим. И овладел ужас душою блаженного, и сжал он спицы, что держали его на коленях на плоти Фингэйловой, и вскинул он голову, и вскричал:

— О, Отец мой небесный! Услышь меня — или навеки погибну я! Увидь слугу Твоего на земле распростертого беспомощно пред грозной птицею, называемой фениксом, которая обладает силой великою, ибо в начале ее конец ее! Молю Тебя, ниспошли мне щит, ниспошли мне оружие, чтобы мог защитить я себя, или обречен я на гибель мученическую! Исчезнет навеки душа моя, превратится в чистую немодулированную энергию, всякой структуры лишенную, если эта грозная тварь убьет меня!

И воздел он к небесам руки в мольбе — и свет воссиял на ладони его, запульсировал, взорвался, собрался вместе вновь, сгустился — и очутилось в руке блаженного яйцо Света!

И наполнил Вселенную хохот духа оглушительный, и взревел он в торжестве злорадном: