Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц короны

С другой стороны, если уж совсем честно, даже самые демократические страны вынуждены сотрудничать с самыми жестокими и бесчеловечными режимами. Не только тайно, но даже явно. Все-таки живем на одной планете и бывают проблемы, что затрагивают всех, будь то природные катастрофы или спасение утопающих.

А появление барона Вимборна можно рассматривать как природную катастрофу местного масштаба, которая вредит всем.

Счастливые странным приключением на зимнем болоте, рыцари отправились пировать с новыми силами, аппетит за время прогулки нагуляли отменный, я сказал, что приду, возможно, попозже.

По дороге к королевским покоям меня перехватил Альбрехт, всмотрелся очень внимательно:

— Все в порядке, ваше высочество?

— Нет, — огрызнулся я, — но что это меняет?..

— Да я просто спросил, — пояснил он, защищаясь. — Вежливый я. А так мне все равно, что там у вас в порядке, а что нет.

— Порядок, — сказал я зло, — будет только в Царстве Небесном. Да и то… пока нас там нет. А у вас?

— А у меня порядок, — заявил он с апломбом. — Только не везде, не во всем и не всегда, а так вообще-то жить можно. Ваше высочество, хотел бы уточнить ряд вопросов…

— Понятно, — определил я, — работать не хочется.

— Как не хочется, — воскликнул он, — весь горю от некой странной жажды, как бы поработать еще где! Вот у меня сейчас к вам только те вопросы, которые не в моей юрисдикции. Например, что с теми тремя принцессами, дочерьми короля Леопольда? Будем ли устанавливать какие-то отношения с императором Вильгельмом? Каков статус конкубины?

Я посмотрел на него исподлобья и с подозрением.

— Пойдемте в кабинет, граф. Не хочу задавать вам трепку при всех.

Он вздохнул и с самым сокрушенным видом развел руками, а я по дороге в покои короля вспомнил, что за суматохой текучки все никак не могу выбрать времени повидаться снова с дочерями короля Леопольда, только и распорядился держать их взаперти в собственных покоях, кормить и не обижать, что значит оставить в покое до моих новых распоряжений.

В кабинете Альбрехт опустился в кресло, едва я указал взглядом, чтобы без всяких шуточек насчет моего величества, и устремил на меня вопрошающий взгляд.

— Трепку? — спросил он.

— Ну да, — отрезал я. — Что-то у вас все непонятки… женские. С женщинами связанные.

— Император не женщина, — напомнил он.

— Но устанавливать связи, — сказал я едко, — возжелали из-за Аскланделлы? До этого и мыслей таких не было?..

— Это высокая дипломатия, — возразил он. — Нам в загребущие попала драгоценность, почему не использовать?

— Какие-то странные у вас желания, — сказал я с холодком. — Пусть эту драгоценность пользует ее муж.

— Я говорил о ситуации, — вставил он быстро. — Ее использовать!

— Рано, — отрезал я. — Не до Вильгельма пока. Надо разобраться с тем, что прямо щас сыплется на голову.

— Гм, — произнес он, — а что с конкубиной?

Я посмотрел с понятным неудовольствием, но не ответишь же, что не его собачье дело, у правителя даже личные дела не личные, если затрагивают интересы общества герцогов и графов, а также части баронов.

— А что вам непонятно?

— Ну… в первую очередь, — пояснил он смиренно, — как относиться нам. Ваши мотивы понять даже не стараемся, ваше высочество…

Я ощутил в его словах нечто большее, чем шуточку. Приближенные всегда должны понимать своего сюзерена или считать, что понимают, иначе наметится опасная трещина, что имеет тенденцию расширяться.

— Это конкубина Леопольда, — напомнил я. — Мы все сейчас стараемся создать у местного населения какое впечатление? Правильно, изменился только правитель, а так все идет по-прежнему.

Он сказал с сомнением:

— Значит, когда наши священники заставляют всех креститься слева направо и посылают на костер тех, кто упорно крестится справа налево… это они поддерживают прежний стиль жизни?

Я поморщился, быстро зыркнул по сторонам, словно мы еще в людном зале, и сказал тихо:

— Вам, граф, и только вам скажу по большому секрету: мне абсолютно неважно, с какого плеча начинают налагать крест, как и то, тремя пальцами или двумя… да-да, есть и такие христиане!.. Но церковь столь могучая сила, что она должна идти с нами, а не против нас.

Он посмотрел странно:

— А не мы с церковью?

— Граф, — сказал я осторожно, даже с Альбрехтом нельзя позволить себе полную откровенность, — церковь занимается душой человека, а мы живем в телесном мире, не так ли?

— Так, — согласился он. — Это я к тому, что здесь тоже церковь.