Михаил Попов - Наследник

Так, стоп. Куда-то меня не туда несет. Только нового мессии не хватало. Но какие приятные картины рисует воображение!

Мысли все лезли и лезли в голову. Понимая, что пора переходить к радикальным мерам, я сжал кулак и что было сил, ударил по столу. Кулак заныл. Зато звон падающей посуды немного отрезвил. Главное не забывать, кому выгодны у меня таки мысли. Тогда будет проще сопротивляться.

Из комнаты прибежал перепуганный грохотом Невид. Увидев, что со мной все в порядке, домовой облегченно вздохнул. Устроившись подле меня, он некоторое время понаблюдал, как я методично уничтожаю имеющиеся запасы сигарет. Бросив взгляд на едва начатую бутылку, домовой извлек откуда-то из кармана рюмку, дунул в нее, выдувая прилипшие к стенкам крошки, и поставил на стол. Я заинтересованно смотрел за всеми этими приготовлениями. Особенно меня заинтересовало, как ему удалось прятать рюмку в кармане. Вполне нормальную с виду. Если соотнести пропорции, это почти то же самое, что мне таскать в кармане чайник. Литров так на пять. И как только карман не оттопыривался?

Ничуть не смущаясь моим пристальным интересом, Невид вопросительно посмотрел на меня. Видя, что наливать ему, я не спешу, он решил тонко намекнуть:

— В одиночестве пить это уже алкоголизм. Может, и мне нальешь?

— Тебе водки? — Удивился я. — Ты же маленький, тошнить будешь!

— А ты налей, и отойди.

Посчитав, что в этих словах есть резон, я плеснул немного в рюмку Невида, но отходить не стал. А чего отходить? Вон, какой он маленький, много ли натошнит? Я откинулся на спинку стула, и, незаметно для самого себя, крепко уснул.

Снились мне волхвы, ангелы, черти, снилась Надя, снилась Лилит. Все они наперебой пытались что-то говорить, от чего-то предостерегать. Махали руками, привлекая мое внимание, но как я ни силился, разобрать что-либо в таком гаме не смог.

Потом, картинка сместилась, я отчетливо и ясно увидел бревенчатый дом, в котором провел почти все лучшие дни своего детства. Я и сейчас сидел там одиннадцатилетним пацаном, и внимательно слушал, что говорит мне дед.

Даже не напрягая слух, я, спящий, услышал все, что говорилось этому пронырливому сорванцу с вечно поцарапанными коленками.

— Вот ты удивляешься, когда я начинают ворчать, если вы войнушку затеваете, — мерно вещал дед, выстругивая заточенным до бритвенной остроты ножичком, очередную затейливую фигурку. К этому хобби деда я привык настолько, что сам уже давно начал высматривать в лесу сучки затейливой формы. Дед меня за это хвалил, и каждый такой сучок неизменно превращался в такое великолепие, аж дух захватывало. Просто удивительно было, как из простого куска дерева может получиться такое. На все мои вопросы дед отвечал неизменной фразой: если как следует присмотреться, фигурка уже внутри, а я просто отсекаю все лишнее. И обязательно усмехался в бороду. Но как я ни всматривался в эти деревяшки, увидеть в них фигурки не получалось. Дед всегда утешал и обещал, что со временем, и я научусь видеть, надо только упорно тренироваться. — А знаешь, почему я ворчу?

— Нет, деда.

— То-то и оно что не знаешь. Страшная война вещь, что б в нее играть, слишком страшная. Вот ты все расспрашиваешь, как на фронте было, а что я могу рассказать? Это видеть надо. Да и не расскажешь всего мальцу вроде тебя. Враз сон потеряешь. Эх, да что там! Я-ить и сам, хоть и лет уже столько минуло, а и то нет, нет, да и проснусь с криком, когда присниться.

— А что присниться? — Ухватился я сразу.

Дед усмехнулся, зная, что сам виноват, теперь не отстану.

— Вот ведь сорванец. Ну да ладно, расскажу малость. Ты уж достаточно взрослый. Кое-что знать должон. Только нос-то не задирай, не задирай. Не настолько взрослый.

Он замолчал, так и этак крутя перед носом не доструганную деревяшку. Я молчал, затаив дыхание. Знал, стоит мне сейчас ляпнуть не то и прощай все рассказы. Дед сразу цыкнет сурово и прогонит на двор. Наконец дед увидел что хотел, довольно сощурился и осторожно сделал надрез.

— Страшно на войне. Очень страшно. Не потому что тебя убить могут, нет. К этому как раз привыкаешь… Страшно, когда убивают твоих друзей. Тех, с кем ты еще только утром курил пополам самокрутку. Вот к этому привыкнуть нельзя. Были, правда, и такие кто привыкал, только знаешь, Максимка, не оставалось в них ничего человеческого. Так, скорлупа одна. Вот вроде есть рядом с тобой человек, видишь его, а все равно, что и нет.

— А разве бывает такое?