Larka - Алмазный венец севера

— Без того, чтобы не обратиться в истинную веру или же повредиться рассудком? — чуть насмешливо ответил Ларка, легонько лаская под мундиром соблазнительную попку корнета, сейчас уже почти не вызывавшего прежнего отвращения.

Паладин смущённо отвёл глаза и не без облегчения кивнул. Вот уж прости-господи! А вообще, чего ещё ожидать от этих еретиков, кроме какого-нибудь непотребства?

Ларка не без труда перевёл свои мысли от нежно прижимавшегося к нему мягкого тепла на другие, куда более жёсткие и опасные материи. Он взглянул в эти лучащиеся внутренним светом глаза, и вовсе не оставил без внимания заметное только ему движение взгляда влево-вправо.

— Корнет, приказываю навестить служанку-домовую и проверить пока, как там наше имущество… миледи Хельге наверняка захочется переодеться поскромнее к службе в соборе, — ноготки волшебницы предупреждающе впились ему в бок, но всё же, поручик королевской армии до конца озвучил своё решение. — А мне как посланнику и офицеру негоже пасовать перед опасностью.

Внутри его всё дрожало и корчилось в сладкой муке — вот оно, испытание, ради которого стоило рискнуть даже не то чтобы жизнью… как говорят эти чокнутые святоши, спасением души своей. Может и правы они да некоторые из учёных академиков медного королевства, что есть что-то такое за последней чертой. Что смерть это ещё не конец, а лишь очередной этап… но лично он на вопрос, как собирается закончить свою жизнь, всегда и неизменно отвечал с заставлявшим содрогнуться цинизмом:

— Умереть и сгнить!

Отгремел и закончился торжественный молебен. Умаялся и чуть притомился вдохновенно распевавшие свои псалмы церковный хор — признаться, с чисто песенной точки зрения получалось у тех весьма неплохо. Не хуже королевской оперы, пожалуй…

Но закончилась и другая битва — невидимая и едва ли осязаемая. Ларка не вслушивался в густой и зычный бас проводившего службу здоровяка в таком несметном количестве богато вышитых и украшенных одежд, что самому парню становилось за того неудобно — да как же можно в таком обилии всяких барм, риз и подрясников самому не упасть?

И всё же, ощутимо реющая в тёмном пространстве собора сила не коснулась самого поручика, скромно стоявшего в сторонке у самого притвора. Темнота с блеском свечей и окутанных потусторонним сиянием раскрашенных досок (кажется, тут это называют иконы) давила на плечи своею бархатной ненавязчивостью… а голос здоровяка теребил, не давал полностью отрешиться от реальности. То вздымался тоном едва ли не к самим небесам, то что-то вопрошал скороговоркой, то даже нервно вскрикивал, и тогда торжественно гремящий хор приходил на выручку всею своей разноголосицей.

Да, шарила в огромной пустоте невидимая сила. Не раз и не два вопросительно проводила по поручику мягкой вопрошающей лапкой — но каждый раз равнодушно отворачивалась да принималась за просветлённые лики других. Сами собою загорались поодиночке или целыми связками свечи, мягким сиянием во тьме озарялись лики святых приснопамятных в бога-рога-носорога великомучеников или как их там, а Ларка терпеливо стоял у стены под ликом неодобрительно взиравшего на него бородатого мужика с измождённой физиономией да пронзительным взглядом.

"Была б у меня по жизни этакая харя, я б тоже в пустыню на десять лет сбежал — да и поститься нетрудно было бы, уж бабы от такого кренделя небось сами шарахались!" — отчего-то эта крамольная мысль изрядно развеселила парня. Он сочувствующе подмигнул, казалось, нахмурившемуся от таковых мыслей святому и украдкой огляделся.

Оставленный на столе со свечами и какими-то чашами золочёный ножик для церковных дел мгновенно поменял хозяев. В проворных пальцах ритуальное оружие столь же привычно, как и положено металлу, сразу потекло . Что там руки учудят с ним, поручик даже и задумываться не стал. А вот проверим, что же такого в священном месте учудит подсознание, о котором так уверенно толковал тот академик Зигфрей или как-то так.

Оказалось, получилось такое, что и на людях показать-то стыдно. Ларка с полыхающими щеками разглядел в своих руках напряжённый уд, отчего-то с мельчайшими подробностями вылепленный его руками. Вот уж… прямо как в той армейской байке. Типа, подходит к рядовому ротмистр да вопрошает — о чём вы думаете, глядя на вот эти кирпичи, мастерок да ведро с известковым раствором? А солдатик этак бодро и отвечает — так мол, и так, ваш-бродие, думаю о женской потаёнке. Ротмистр в удивлении, ясное дело — а при чём тут это дело? Солдатик молодой вздохнул — мол, я всегда о ней думаю…