— Что ж, ради процветания города на какие только жертвы не пойдёшь, — рыцарь залихватски встряхнул плечами и передал булаву тощему служке в драном подряснике.
Если кто и отвёл глаза во время этого деликатного соглашения, то таких было тут меньшинство, и Ларка числился среди них одним из первых. Святые же отцы смотрели пристально — кто скептически, кто с недоверием и даже ненавистью. Но в конце концов Нель сладко облизнулась и заявила, что намерения этого рыцаря чисты.
Первыми зажурчали бронзовые херувимчики по кругу фонтана. Лукавые и улыбающиеся крылатые посланцы небес дружно излили кто во что горазд благословенную влагу. Затем отозвались и помощники статуи, окружавшие его изножие. И последним, как и подобает полководцу, сам древний герой принялся лить воду из вытянутой в руке чаши Святителя.
— Но если вы меня ещё хоть раз чем обидите… — Нель погрозила собравшимся пальчиком, и заливисто расхохоталась — дух огня с ворчанием полез из фонтана. Он забрался на плечо статуи и теперь сидел там, как нахохлившийся пламенеющий голубь. Правда, этот уж если нагадит, полгорода выгорит…
Трое городских клириков на пробу благословили воду, но та отозвалась лишь презрительными брызгами в их сторону, и в конце концов сконфуженные и мокрые святые братья отошли восвояси. А дерзко ухмыляющаяся Нель заметила в их сторону, что эта вода проистекает по её прихоти и из расположения к просьбе чувствующего — и святые дела тут ни при чём. Поскольку у местных уже наверняка голова шла кругом, то Ларка резонно заметил, что пора прекращать и не пугать почтенных горожан — новшества следует внедрять потихоньку.
Поскольку от одних только намёков на перемены у здешних делались такие физиономии, словно они сжевали целиком лимон, то достигнутым, пожалуй, стоило и ограничиться. Но тут завозмущался дух воздуха. Он скользнул вниз и приняв вполне человеческую форму, вежливо подхватил под локотки настоятеля из горного монастыря и аппетитненькую как пышечка первосвященницу в чёрно-белом клобуке. Он так увивался возле них, так старался, что те против воли прислушались.
Вкратце его энергичная речь свелась к следующему — снимите, мол, проклятие с перевала Семи Святых, чтобы младшие духи воздуха могли там шастать — а он за это будет в нужное время присылать дождевые тучи на монастырские и окрестные крестьянские поля. Если кто думает, что деловая хватка присуща только торговому и ремесленному люду, тот немало подивился бы, с какой цепкостью ухватились собеседники за разговор. Да ведь в самом деле, тамошние места последнее время жестоко страдали то от засух, то от сносящих всё ливней. И что характерно, не спасали никакие молитвы…
Последние тучи закончившейся грозы уходили с неба неохотно. Словно присматривались тяжеловесные посланцы небесной ярости — чисто ли вымыта столица медного королевства? Не осталось ли где в огромном городе не обласканного струями ливня кусочка?
Но духи воздуха уже суетились в небе, гнали изрядно отощавшие тучи прочь. Туда, на полдень, где за каменным хребтом те едва ли могли бы пролить на исстрадавшуюся от жажды землю хотя бы жалкие капли. Выжатые почти досуха, свинцово-тёмные повечеру, они уплывали над позеленевшими медными крышами. Воля королевского мага, одиноко и вроде бы безучастно стоявшего на плоской верхушке башни волшебников, отсылала их туда. В земли орков. Да-да, именно на территорию извечного непримиримого врага. Кому-то из придворных ещё старого короля пришла в голову гениальная в своей простоте мысль — захватить контроль над погодой и в буквальном смысле выжечь всё в прилегающей с той стороны к горам полосе.
Кршмарное зрелище, как докладывал один из побывавших там. Воистину великая сушь. Выжженная до каменного звона земля, исчёрканная страшными и бездонными чёрными трещинами до такой степени, что даже на лошадях там проехать не представлялось никакой возможности. Ещё дальше на юг человеческая магия слабела, и уже где-то на берегах сонной и мутной реки Варрум косматые орочьи шаманы кое-как поддерживали нормальную погоду. Но три-четыре сотни лиг рукотворного ада разделяли владения людей и орков — наверняка именно поэтому в последние лет двадцать набеги клыкастых становились всё реже и слабее…
Над горбатым мостом Семи Дев в пелене туч, словно прощальный взгляд заходящего солнца, блеснул просвет. И тут же над великим городом вымахнул во всю ширину другой мост — небесный, призрачный. Словно сама ясноокая Ирис послала свою радугу потешить людские и не только сердца.
Читать дальше