Вячеслав Шторм: Матушка

Как во сне, женщина поднялась по ступеням, заперла за собой дверь и вошла в дом.

– Матушка!

– Марк!

Прижать его к себе, ощутить его тепло, услышать стук его сердца.

– Марк, мы уходим. Сегодня. Сейчас!

«О Богиня! Что я говорю? Куда идти? Где спрятаться? Он все знает, все видит. От него нет спасения…»

– Но…

– Не спорь со мной, мальчишка! Я – твоя мать, и… так надо, сынок, поверь! Просто поверь мне, я ведь никогда тебя не обманывала!

«Поверь, хотя я сама себе не верю. Потому что знаю – нас найдут всюду. Знаю так же отчетливо, как и то, что, когда это случится, я не смогу защитить тебя, мой маленький, – даже ценой собственной жизни… Как не смогла защитить твоего брата…»

– Я знаю, матушка. Но ночью… ночью ко мне приходил Проб.

Непонимающий, наполненный мукой взгляд матери остановился на спокойном лице сына.

– Он был в золотых доспехах и алом плаще, такой красивый, как солдат Небесного Воинства на фресках в храме. Сказал, чтобы я ничего не боялся и успокоил тебя. Что ему хорошо и теперь он всегда будет с нами. Если только…

– Если только что?

– Если только мы не отступим. Как он, до конца. Еще сказал: завтра утром от нас с тобой будет зависеть очень многое. От тебя и меня, представляешь?

– Марк…

– Понимаю, это звучит невероятно, – смущенно улыбнулся сын. – Я и сам бы ни за что не поверил, расскажи мне кто-нибудь такое. Только…

Он протянул руку, и у Ирины перехватило дыхание. На ладони Марка ослепительно сиял серебряный амулет с изображением Лунной Госпожи, на такой же сияющей цепочке. Новенький, будто только что вышедший из-под резца чеканщика.

– Теперь ты мне веришь?

– Да, – с трудом сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы, прошептала Ирина. – Да, сынок. Проб… сказал что-нибудь еще?

– Угу: «Тьма распахнула крыла над миром, и лишь от носящего пурпур зависит, взойдет ли когда-нибудь вновь солнце Империи». Потом потрепал меня по голове, улыбнулся и прошептал: «Мы, Флавии, крепкой породы!» А потом я проснулся. Матушка, но ведь «носящий пурпур» – это василевс. Разве он не погиб?

– Кто знает, сынок. Кто знает… Пойдем. Скоро у нас будут гости, нехорошо заставлять их ждать.

Пропуская Марка вперед, Ирина незаметно разжала руку и высыпала на пол горстку серой пыли.

Да, их действительно было трое. Двое мужчин, один лет сорока, другой – чуть моложе, и юноша, чем-то неуловимо похожий на Марка. Их одежда, доспехи, лица и руки, как и взмыленные, едва дышащие лошади, были покрыты коркой грязи, в которой пыль и пот смешались с кровью.

– Госпожа Ирина? – прохрипел старший, спрыгивая с коня и помогая спешиться товарищу. Судя по грязной, заскорузлой повязке, у того было ранено бедро.

Не ответив, женщина пристально смотрела на юношу, все еще сидящего в седле. С каждым мигом в ней крепло понимание. Она медленно опустилась на колени и отчетливо произнесла:

– Тысячу лет здравствовать Константину, василевсу!

Он говорит – ее новый василевс, измученный пятнадцатилетний мальчишка, за которого Проб, не задумываясь, пошел на муки и смерть, а потом отринул посмертный покой и вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Он говорит – путаясь, захлебываясь словами, не смея лишний раз поднять на нее глаза. Он говорит – она не слышит.

– …Если бы не я – ушел бы… Конь сильный, а на самом – ни царапины, хоть и бился в первых рядах…

В ушах нарастает грохот. Пульсирует кровь или уже стучат по старой дороге копыта? Как же страшно и больно – знать!

– …Сказал: «Я задержу. Скачите к матушке, она поможет…» А сам собрал всех, кто еще мог сражаться, и повел их назад…

Они все ближе. Где найти силы смотреть, не отводя глаз, на этих двух мальчиков, сидящих рядом? Константин – чужой, незнакомый, увиденный сегодня впервые в жизни. Марк – родной, любимый. Последний. И смерть одного – жизнь другого.

– …тоже биться. А он сказал, что моя битва еще впереди и что я должен стать символом. Знаменем, под которым вновь соберется Империя. А я… какое из меня знамя?!

При этих словах перед глазами Ирины появляется Никифор Лев. Великий стратиг. Отменный боец. Искушенный политик. Профиль Никифора горд. Взор Никифора ясен. Поступь Никифора тверда…

«Да, исчезни Никифор, и Империи будет непросто», – вкрадчиво звучат чьи-то слова в ее голове. И звенящий медью, властный женский голос, в котором странным отзвуком слышится тихий голос Проба, возражает: «Исчезни Константин, и Империи – не будет».

«Укрепи мой дух, Богиня, чтобы я следовала указанному тобой пути!»