Генри Олди - Чудовища были добры ко мне

Полнолуние.

Время оборотней и призраков.

Час духов бездны — и вечно голодных упырей.

Задвинь до отказа крепкий засов, привесь на дверь венок-оберег из омелы и остролиста, проверь щеколды на окнах. Да не забудь перед сном вознести от всего сердца молитву Митре! Не сунешься сдуру на улицу — глядишь, и пройдет беда стороной…

Надсадный скрип петель был подобен ржавому грому. Темная фигура, возникнув в дверях, заставила отшатнуться саму ночь. Луна спустилась пониже, торопясь увидеть смельчака, отважившегося покинуть надежное укрытие. Выйдя из тени башни, Циклоп угрюмо воззрился в небо — и смотрел до тех пор, пока луна, смутившись, не накинула вуаль облачной дымки.

— Вернись! — пробормотал Циклоп. — Посвети мне…

Луна задумалась. Медля сбросить вуаль, она в то же время не спешила целиком скрыться за облаками. Вокруг желтого диска разрастался призрачный, мерцающий ореол. Вздохнув, Циклоп вскинул на плечо заступ и двинулся в обход башни. Через десять шагов расчищенный участок закончился, и он выше колена провалился в снег, с хрустом проломив твердую корку наста. Шепча проклятия, Циклоп продолжил путь, оставляя за собой в сугробах, наметенных ветром, глубокую борозду. Вскоре он добрался до дворика, обрамленного створками «раковины». Белая от мороза нимфа больше обычного походила на надгробье. Памятник с кувшином в руке, из которого вытекли, застыв ломкими сосульками, последние капли жизни. Резной палисад вокруг цветника, спящего до весны — кладбищенская оградка. А вот и могильный холм. Тень от стены разрезала его надвое. Девственная белизна, серебром блестевшая в лунном свете — и угольная чернота.

Жизнь не бывает черно-белой, подумал Циклоп.

Только смерть.

Он постоял, собираясь — с силами? с духом? — и направился к холмику. Присел на корточки, отложив в сторону заступ; попытался руками в грубых рукавицах очистить холм от снега. Дело шло туго: наст, на диво толстый и крепкий в этом месте, сопротивлялся до последнего. Когда же Циклоп наконец пробил упрямую корку, рыхлый снег, прятавшийся под ней, сразу набился ему в рукавицы. Щербатый край наста расцарапал оголившиеся запястья; на снег упали темные, дымящиеся капли крови. Циклоп замер. Ему померещился стон, донесшийся из-под земли. Кровь на могиле… Кровавая жертва? Не совершил ли он невольно какой-нибудь ужасный ритуал? Сейчас мертвая Инес восстанет… Он обругал себя за детские страхи. В некромантии нет места случаю, говорила Красотка. Иначе мертвецы уже толпами бродили бы по земле. На всякий случай Циклоп прислушался. Стон повторился: ветер? эхо волчьего воя? В любом случае, звук прилетел издалека. Земля безмолвствовала. Красотка покоилась в своей могиле, и не подавала признаков жизни.

По крайней мере, пока.

Языком, по-собачьи, Циклоп зализал царапины на запястьях. Поднявшись на ноги, взялся за заступ. Вскрыв хрусткий «панцирь», он за пять минут расчистил холм. Из-под савана проступила черная, смерзшаяся земля. Циклоп с размаху ударил по ней заступом. Втайне он ждал, что сейчас из могилы раздастся крик боли. Но в ответ земля лишь зазвенела, как камень, и не поддалась.

Циклоп бил, не переставая. Пот градом катился по его лицу. Из-под заступа летели мерзлые комья. Эхо ударов плясало вокруг. Земля противилась, не желая упускать добычу. Шагов за спиной Циклоп не услышал. Лишь когда на могилу упала корявая, бесформенная тень, он обернулся. У фонтана, переминаясь с ноги на ногу, стоял Натан. Огромный, сутулый, в мешковатых штанах, в кожухе на голое тело, парень смотрел на мрачный холм, расцарапанный сталью заступа. Хмурился, сопел, шумно извергая из ноздрей сизый пар. Потом, не говоря ни слова, развернулся и ушел обратно в башню. Циклоп продолжил долбить землю. Вскоре за спиной его заскрипел снег, и Натан, принеся из кладовки лом, включился в работу.

Вдвоем дело пошло лучше. Циклоп отбрасывал в сторону комья, похожие на осколки гранита — и снова бил, как заведенный. Шапка свалилась с его головы; он пнул ногой, и шапка отлетела к палисаду. Во лбу Циклопа, не скрытая под повязкой, еле заметно мерцала вторая, маленькая луна — тусклый огонек в облаках из вен, готовых лопнуть в любой миг. Натан пыхтел, крякал; от могучих ударов изменника земля трескалась перекаленной в печи глиной. Оставалось загадкой, как лом Натана еще не согнулся. Оба землекопа взмокли, от разгоряченных тел валил пар. Едкий пот затекал Циклопу в глаза; от слез он ничего не видел.

— Что вы затеяли?