Клайв Баркер - Абарат (пер. Л. Бочаровой)

Кэнди так трясло от бессильной злобы, что она едва не пролила ром, когда, оторвавшись от лицезрения портретов, принялась наполнять стакан. Мысленно пожелав колдуну подавиться любимым напитком, она заткнула графин пробкой, вернула его на прежнее место и с полным стаканом рома поспешила к Захолусту. Удары перестали сыпаться на спину Шалопуто, лишь когда она переступила порог гостиной.

Шалопуто свернулся улиткой у ног Захолуста. Ни дать ни взять огромный кожаный мяч, клубок боли и ужаса. Колдун совсем выбился из сил. Дыхание его стало хриплым, на лбу выступили капли пота.

— Ром! Ром! — взвизгнул он, зло тараща глаза на Кэнди. Стакан, который она ему подала, был опорожнен одним глотком.

— А теперь прочь с глаз моих!

Шалопуто в мгновение ока встал на четвереньки, взобрался по стене на потолок, оттуда пробежал к двери и, проскользнув под самой притолокой, исчез в смежной комнате. Наверняка, подумала Кэнди, уцепился сейчас ступнями за балку. Это ведь его любимая поза. Вытрет слезы, потом начнет раскачиваться и петь свою считалку про Живореза и священника.

Захолуст перевел дыхание и сердито бросил:

— Еще! Еще рому! — Он заглянул в пустой стакан и осведомился: — А графин где?

— Я его не принесла. Вы говорили только о стакане.

— Сама не могла догадаться, тупица безмозглая?! Тащи сюда графин!

Кэнди отпрянула — и как раз вовремя.

Каспар успел вооружиться посохом и резко выбросил вперед руку, целясь ей прямо в лицо. Металлический наконечник мелькнул в воздухе в каком-то дюйме от ее носа.

Кэнди сделала еще один шаг назад и, прежде чем обливавшийся потом Захолуст успел как следует прицелиться, бросилась прочь из комнаты.

Она схватила графин за горлышко и с ненавистью взболтнула содержимое. Ей на ум пришли несколько забористых словечек, какими не брезговал ее отец. И она несколько раз мысленно повторила их, адресуясь к Захолусту, прежде чем отнести ему вожделенный ром.

На счет Шалопуто она оказалась совершенно права. Он и в самом деле висел на балке вниз головой, и его слезы, стекая по бровям и лбу, падали на пушистый ковер.

— Нам надо любой ценой отсюда выбраться, — одними губами сказала она ему.

Он молча помотал головой с выражением глубочайшего отчаяния на лице.

Кэнди, прижав к себе графин с ромом, вздохнула и побрела к Захолусту. Когда она уже готова была переступить порог, пронзительно зазвонил телефон. Захолуст схватил трубку и протянул Кэнди пустой стакан, чтобы она его наполнила.

Посох он при этом аккуратно уложил поверх ручек своего кресла.

Но что, если швырнуть в него графин и, когда он попытается его поймать, схватить посох и метнуться к входной двери? Нет, из этого, пожалуй, ничего не выйдет. Даже если ей удастся выскочить наружу (а кто знает, каких коварных ловушек мог понаставить колдун вокруг своего дома, чтобы никто из пленников не удрал?), Шалопуто останется в его безраздельной власти.

Она не могла себе позволить так поступить с несчастным зверьком. Несмотря на краткость их знакомства, она чувствовала себя ответственной за Шалопуто. Если уж удирать, то только вместе.

Она налила в стакан очередную порцию рома. Захолуст даже не взглянул в ее сторону. Все его внимание было сосредоточено на телефонном разговоре, который, судя по всему, очень его взволновал.

— Он желает говорить со мной? Неужели? Голос его прерывался от радостного волнения.

Но тут, словно очнувшись от наваждения, Захолуст повернулся к Кэнди, выхватил из ее рук стакан, мгновенно опорожнил его, снова протянул ей и кивнул в сторону графина. Кэнди с готовностью подчинилась этому безмолвному приказу и наполнила стакан до краев. Ей ли было не знать, какое действие оказывает алкоголь на тех, кто употребляет его без меры: притупляет ум, замедляет реакцию и в конце концов просто валит с ног. Перед ее мысленным взором возник образ пьяного отца. Оставалось надеяться, что и колдун, упившись ромом, станет столь же беспомощным, как любой из простых смертных. В этом была их с Шалопуто единственная надежда на спасение.

Захолуст выхлебал третий стакан рома с не меньшим проворством, чем первые два. И потребовал четвертый. Однако, прежде чем он успел поднести его ко рту, выражение его морщинистого лица вдруг резко переменилось. Теперь он был сама почтительность. Даже глаза зажмурил от подобострастия.

— Милорд Повелитель Полуночи, — промурлыкал Каспар. — Какая честь для меня, сэр!